Два раза она жила в гражданском браке с разными мужчинами - со скульптором Колинько и инженером-проектировщиком Романовым. Каждый из них смог выдержать испытание семейной жизнью лишь несколько месяцев. Мужья питались магазинными пельменями или жидким супчиком, приготовленным Таниной мамой - Авдотьей Никитичной. Для гурмана Романова это было слишком тяжелым испытанием, и он ушел к другой женщине - заведующей производством пригородного ресторана. Другому мужу - злостному эротоману Колинько - Таня припасла другую диету - плотскую. Как любой, уважающий себя композитор, она творила ночью и на любые увещевания супруга разделить брачное ложе отвечала гневным отказом. Ложилась Таня спать ближе к рассвету, когда иссякал ее творческий потенциал. Ежедневно-принудительное исполнение супружеских обязанностей она считала унизительным для себя занятием. «Любовь телесную надобно заслужить», - не уставала повторять Таня раздраженному ваятелю. Романтические приступы случались у нее только после концертов.
Таня обожала творчество Рахманинова. Более того, для нее любовь или нелюбовь человека к музыке Сергея Васильевича была видом особого изощренного снобизма. По вечерам, когда у нее не планировались ни концерты, ни репетиции, Таня садилась за рояль и, уставившись в видимую только ей точку на обоях, играла произведения своего кумира. Страстный болельщик Колинько, мучаясь от фальши звукоподражаний, пытался донести до супруги мысль, что сейчас по телевизору начнется трансляция важного футбольного матча. Таня одаривала его коротким бессмысленным взглядом и вновь углублялась в духовную медитацию. В такие моменты одержимость музыкой не оставляла в ней места для других, более приземленных впечатлений. За два дня до начала чемпионата мира по футболу скульптор покинул данную жилплощадь. Таня словно не заметила исчезновения ущербно-тоскливого мужа. Выстроенные ее фантазиями образы этих мужчин оказались слабо связаны с оригиналом. Да и вообще не соответствовали ее культурным запросам.
Но Таня продолжала нравиться мужчинам. После концертов, утолив творческую жажду, она несла в себе сентиментально-лирическое настроение и желание общения с представителями сильной половины человечества. Таня надевала свое любимое светлое платье, ниткой жемчуга украшала и без того красивую и длинную шею, озорно ерошила свои волосы ... и все мужчины были у ее ног. Она умела становиться легкомысленной и охотно уступала домогательствам любвеобильной мужской богемы.
Так, собственно, и случилось в Геленджике. После концерта в Летнем театре, во время банкета, устав от примитивных комплиментов какого-то то ли грека, то ли абхазца, Татьяна незаметно покинула ресторан. На набережной она встретила странного юношу - курсанта военного училища Витюшу Ульянова. Казалось впервые, - не считая, конечно, дошкольный период, - она по-настоящему влюбилась. Этот парень был искренним, открытым, и она поверила в подлинность его признаний. Она ловила себя на мысли, что постоянно думает о нем. Даже во время исполнения пьес Рахманинова, когда голова должна быть свободна и открыта только музыке. Татьяна закрывала крышку рояля и улыбалась. Но теперь Витюши нет - он на войне. Этой странной войне... Улыбка тотчас сходила с ее лица.
А жизнь продолжалась. Таня по ночам писала свою симфонию, днем аккомпанировала звездам городского масштаба, а вечером незлобно переругивалась с мамой. Утром она спала. Татьяна, как и прежде, оставалась на банкеты, дозировано принимая ухаживания многочисленных поклонников. Ей, - так она думала после третьего замужества, - не были нужны ни постель, ни даже легкий флирт. Но, как творческий человек, она нуждалась во внимании, в первую очередь, мужском. Без него музыка, которую она писала, становилась безнадежно-плоской, неживой, легковесной. Если на Таню не смотрели сверкающие страстью глаза, то звуки, исторгаемые инструментом аккомпаниатора, не парили под сводами, пусть небольшого пока, зала; они глухо стелились над тусклым паркетным полом полупустой филармонии. После концертов иногда ей дарили цветы. Таня рдела лицом и невероятно смущалась. Но она совершенно преображалась, если во имя ее и для нее мужчины совершали неадекватные импульсивные поступки. В прошлое воскресенье, во время банкета, местный баритон, встав на колено, поцеловал ей руку и произнес: «Вы богиня, Татьяна Ивановна»! Она поняла, что если коллега продолжит ухаживания, то ей не устоять перед его эмоциональным натиском. Так оно и случилось. Наутро она плакала в дешевом гостиничном номере, наблюдая сквозь слезы, как ее толстенький коротконогий любовник на одну ночь натягивает на себя атласные концертные брюки.