Выбрать главу

Все, кроме меня, выпили и снова задымили сигаретами. После нескольких затяжек взгляд Паши сфокусировался за пределами трех измерений и, прислонившись к дверце машины, он впал в глубокую медитацию. Его монотонное сопение вскоре трансформировалось в оглушительный храп больного алкоголизмом сорокалетнего мужчины.

Костя, прищурившись от едкого дыма пролетарской «Примы», взглянул на часы.

- Ну что, голуби, ныряйте на полку, а я пока этого ..., - Костя безуспешно подбирал соответствующее определение Паше-летчику, но так и не смог его найти, - домой отволоку.

Сейчас в этом мире Паша для Кости был настолько несущественной величиной, что ни одно приличное слово ему было не впору. Я уже давно понял, что в обществе пьяниц редко найдешь добрую душу: чем больше выпито, тем больше злобы.

         - У меня, Константин, это лучше получится, - я открыл дверцу и, придерживая Пашу за куртку, опустил его на землю. Он вдруг очнулся и, поднявшись на нетвердых ногах, попытался идти сам. Но Паша-летчик был пьян настолько круто, что постоянно находился на грани падения. Когда его влекло к какому-нибудь участку, на который он должен был свалиться, Паша быстро начинал ходить по кругу, инстинктивно используя эффект центробежного движения, не дающий ему упасть. Глаза его то бессильно закатывались в алкогольной муке, то выкатывались снова,  но не смотрели по сторонам, а в одной точке равнодушно-бессмысленно   разглядывали что-то очень существенное.  Но его усилий хватило ненадолго - через минуту-другую Паша снопом рухнул на мокрую землю.

- Пока, - я махнул водителю на прощанье рукой и, взвалив безжизненное тело соседа себе на плечи, медленно двинулся к его дому.

         - Как знаешь, спортсмен, - уже вдогонку обиженно-удивленным тоном сказал водитель. - Строит из себя непонятно кого... - донеслось до меня его бурчание.

         Едва живая, ноша моя сопела, кряхтела и безуспешно пыталась что-то сказать, исторгая из себя лишь нечленораздельные звуки. Обходя многочисленные лужи, я уже с трудом переставлял  ноги, когда Паша довольно твердо, насколько это было возможно в его состояния, произнес:

- Пришлиии...

Коим образом он отреагировал на свою территорию, трезвому человеку никогда не понять. Можно лишь предположить, что, видимо, сработал внутренний голос, откликнувшийся на многолетний опыт подобной доставки домой.

Я сбросил крючок с покосившейся калитки, прислонил хозяина к стене и постучал в окно, за которым теплилось убогое существование семьи пьяницы. Через несколько секунд в доме полыхнула включенная лампочка. Чтобы избежать традиционных вопросов,  я немедленно ретировался со двора.

         - Опять где-то нажрался, собака,  - с привычно-возмущенной интонацией в голосе, запричитала его жена. - А где же тот паразит, что напоил тебя? - она, вероятно, услышала шум моих удаляющихся шагов. - Чтоб ты провалился, басурман, - проклятия несчастной женщины еще долго звучали в тишине моросящей ночи.

Засунув руки в карманы куртки и поеживаясь от холода, я спешил в тепло дома. Заблудившиеся мечты о позднем ужине с возросшей настойчивостью вернулись в мое сознание. Вдруг на лавочке возле чьего-то дома, в скудном свете уличного фонаря, я увидел закутавшуюся в плащ, сгорбленную фигуру. Из-за поднятого воротника знакомо сверкнули ярко-рыжие волосы.

- Эй,  что ты здесь делаешь? - я тронул девушку за плечо.

С пьяной медлительностью она подняла голову.

- Сижу... - На меня взглянули затянутые хмельной поволокой глаза.

- Так домой надо ехать.

- Куда, в Новороссийск?

- Ты что, живешь в Новороссийске?

- Ну... - она удрученно хмыкнула. - Твой сосед пригласил меня прокатиться в Краснодар, - девушка достала из пачки сигарету и похлопала себя по карманам. - Дай спичку.

- Не курю. - Я в подтверждение сказанному стукнул ладонью по куртке. - Ну и что?

- Что-что... Сказал завтра домой отвезет, а сам, сволочь, из машины выгнал.

 Понятно... История, с завидной регулярностью повторяющаяся в порочной биографии дальнобойщика.

Пронзительный ветер настойчиво трепал блестящие мокрые ветки с остатками листьев, которые время от времени, бесшумно кружась, падали в промозглую хлябь. Фонарь, отвратительно скрипя, раскачивался на столбе, причудливо меняя освещение.

Она снова взглянула на меня. Казалось, она смотрела прямо внутрь и видела то, о чём я и представления не имел. Для заурядной уличной девушки, к тому же пьяной, у нее был слишком проницательный взгляд.