и кончился,
кровав. Кровь
по ступенькам
стекала на пол, стыла
с пылью пополам и снова
на пол
каплями
капала из-под пули
Каплан. Четверолапые
зашагали, визг
шел
шакалий. Салоп
говорит
чуйке, чуйка
салопу: -Заёрзали
длинноносые щуки! Скоро
всех
слопают!А потом
топырили
глаза-тарелины в длинную
фамилий
и званий тропу. Ветер
сдирает
списки расстрелянных, рвет,
закручивает
и пускает в трубу. Лапа
класса
лежит на хищникеЛубянская
лапа
Че-ка. -Замрите, враги!
Отойдите, лишненькие! Обыватели!
Смирно!
У очага!Миллионный
класс
вставал за Ильича против
белого
чудовища клыкастого, и вливалось
в Ленина,
леча, этой воли
лучшее лекарство. Хоронились
обыватели
за кухни,
за пеленки. -Нас не трогайте
мы
цыпленки. Мы только мошки, мы ждем кормежки. Закройте,
время,
вашу пасть! Мы обывателинас обувайте вы, и мы
уже
за вашу власть.А утром
небо
веча звонница! Вчерашний
день
виня во лжи, расколоколивали
птицы и солнце: жив,
жив,
жив,
жив! И снова дни
чередой заводной сбегались
и просили. - Идем
за нами
"еще одно усилье". От боя к труду
от труда до атак,в голоде,
в холоде
и наготе держали
взятое,
да так, что кровь
выступала из-под ногтей. Я видел
места,
где инжир с айвой росли
без труда
у рта моего,к таким
относишься иначе. Но землю,
которую
завоевал и полуживую
вынянчил, где с пулей встань,
с винтовкой ложись, где каплей
льешься с массами,с такою
землею
пойдешь
на жизнь, на труд,
на праздник
и на смерть!
16
Мне
рассказывал
тихий еврей, Павел Ильич Лавут: "Только что
вышел я
из дверей, вижу
они плывут..." Бегут
по Севастополю к дымящим пароходам. За день
подметок стопали, как за год похода. На рейде
транспорты
и транспорточки, драки,
крики,
ругня,
мотня, бегут
добровольцы,
задрав порточки, чистая публика
и солдатня. У кого
канарейка,
у кого
роялина, кто со шкафом,
кто
с утюгом. Кадеты
на что уж
люди лояльные толкались локтями,
крыли матюгом. Забыли приличие,
бросили моду, кто
без юбки,
а кто
без носков. Бьет
мужчина
даму
в морду, солдат
полковника
сбивает с мостков. Наши наседали,
крыли по трапам., кашей
грузился
военный ешелон. Хлопнув
дверью,
сухой, как рапорт, из штаба
опустевшего
вышел он.
Глядя
на ноги, шагом
резким шел
Врангель в черной черкеске. Город бросили. На молу
голо. Лодка
шестивесельная стоит
у мола. И над белым тленом, как от пули падающий, на оба
колена упал главнокомандующий. Трижды
землю
поцеловавши, трижды
город
перекрестил. Под пули
в лодку прыгнул...
- Ваше превосходительство,
грести?
- Грести!Убрали весло. Мотор
заторкал. Пошла
весело к "Алмазу"
моторка. Пулей
пролетела
штандартная яхта. А в транспортах-галошинах
далеко,
сзади, тащились
оторванные
от станка и пахот, узлов
полтораста
накручивая за день. От родины
в лапы турецкой полиции, к туркам в дыру,
в Дарданеллы узкие, плыли
завтрашние галлиполийцы, плыли
вчерашние русские. Впе
реди
година на године. Каждого
трясись,
который в каске. Будешь
доить
коров в Аргентине, будешь
мереть
по ямам африканским. Чужие
волны
качали транспорты, флаги
с полумесяцем
бросались в очи, и с транспортов
за яхтой
гналось
"Аспиды, сперли казну
и удрали, сволочи". Уже
экипажам
оберегаться пули
шальной
надо. Два
миноносца-американца стояли
на рейде
рядом. Адмирал
трубой обвел стреляющих
гор
край: - Ол райт. И ушли
в хвосте отступающих свор, орудия на город,
курс на Босфор. В духовках солнца
горы
жаркое. Воздух
цветы рассиропили. Наши
с песней
идут от Джанкоя, сыпятся
с Симферополя. Перебивая
пуль разговор. знаменами
бой
овевая, с красными
вместе
спускается с гор песня
боевая. Не гнулась,
когда
пулеметом крошило, вставала,
бессташная,
в дожде-свинце: "И с нами
Ворошилов, первый красный офицер". Слушают
пушки,
морские ведьмы, у ле
петывая
во винты со все, как сыпется
с гор
-"готовы умереть мы за Эс Эс Эс Эр!" Начштаба
морщит лоб. Пальцы
корявой руки буквы
непослушные гнут: "Врангель
оп
раки
нут в море.
Пленных нет". Покамест
точка и телеграмме
и войне. Вспомнили
недопахано,
недожато у кого, у кого
доменные
топки да зори. И пошли,
отирая пот рукавом, расставив
на вышках
дозоры.
17
Хвалить
не заставят
не долг,
ни стих всего,
что делаем мы. Я пол-отечества мог бы
снести, а пол
отстроить, умыв. Я с теми,
кто вышел
строить
и месть в сплошной
лихорадке
буден. Отечество
славлю,
которое есть, но трижды
которое будет. Я планов наших
люблю громадьё, размаха
шаги саженьи. Я радуюсь
маршу,
которым идем в работу
и в сраженья. Я вижу
где сор сегодня гниет, где только земля простаяна сажень вижу,
из-под нее комунны
дома
прорастают. И меркнет
доверье
к природным дарам с унылым
пудом сенца и поворачиваются
к тракторам крестьян
заскорузлые сердца. И планы,
что раньше
на станциях лбов задерживал
нищенства тормоз, сегодня
встают
из дня голубого, железом
и камнем формясь. И я,
как весну человечества, рожденную
в трудах и в бою, пою
мое отечество, республику мою!
18
На девять
сюда
октябрей и маёв, под красными