Выбрать главу
этой сволочи                       мало повешено». «Ленина,                который                              смуту сеет, председателем,                           што ли,                                        совета министров? Что ты?!               Рехнулась, старушка Рассея? Касторки прими!                            Поправьсь!                                              Выздоровь! Офицерам                   Суворова,                                   Голенищева-Кутузова благодаря                  политикам ловким быть         под началом                              Бронштейна бескартузого, какого-то                бесштанного                                     Лёвки?! Дудки!            С казачеством                                    шутки плохи́ — повыпускаем                      их потроха…» И все адъютант                           — ха да хи — Попов           — хи да ха.— «Будьте дважды прокляты                                           и трижды поколейте! Господин адъютант,                                  позвольте ухо: их     …ревосходительство                                       …ерал                                                   Каледин, с Дону,             с плеточкой,                                 извольте понюхать! Его превосходительство…                                            Да разве он один?! Казачество кубанское,                                     Днепр,                                                Дон…» И всё стаканами —                                 дон и динь, и шпорами —                        динь и дон. Капитан               упился, как сова. Челядь              чайники                            бесшумно подавала. А в конце у Лиговки                                 другие слова подымались                     из подвалов. «Я,       товарищи,—                            из военной бюры. Кончили заседание —                                     то́ка-то́ка. Вот тебе,                к маузеру,                                 двести бери, а это —              сто патронов                                   к винтовкам. Пока         соглашатели                              замазывали рты, подходит                казатчина                                и самокатчина. Приказано                  питерцам                                  идти на фронты, а сюда            направляют                               с Гатчины. Вам,         которые                      с Выборгской стороны, вам        заходить                       с моста Литейного. В сумерках,                    тоньше                                дискантовой струны, не галдеть                  и не делать                                     заведенья питейного, Я    за Лашевичем                           беру телефон,— не задушим,                     так нас задушат. Или        возьму телефон,                                   или вон из тела             пролетарскую душу. С а м          приехал,                        в пальтишке рваном,— ходит,           никем не опознан. Сегодня,               говорит,                            подыматься рано. А послезавтра —                             поздно. Завтра, значит.                          Ну, не сдобровать им! Быть          Кере́нскому                             биту и ободрану! Уж мы            подымем                           с царёвой кровати эту       самую                  Александру Федоровну».

6

Дул,        как всегда,                         октябрь