Зато Андрей никакой неловкости не испытывал. Подошел к Джессике, тепло поздоровался, что-то шепнул ей, улыбнулся. И невероятно — Джессика вдруг тоже усмехнулась. Предварительно посмотрев на Ольгу. Ершова нахмурилась.
Андрей, между тем, проводил Джессику до звездолета и передал Дрейку. А сам вернулся к Ольге. Той, в свою очередь хотелось кого-нибудь убить. И смена гормонального фона, и непрекращающаяся тошнота, и Андрей, который игнорировал ее уже несколько дней…
— Что ты ей сказал? — набросилась она на парня. — Почему Джессика посмотрела на меня? Что ты ей сказал обо мне?
Усольцев грустно улыбнулся.
— Как обидно видеть, что мои усилия практически пропали даром, Оль. Ты вернулась в будущее. И ты становишься прежней… опять… — проговорил Андрей, отворачиваясь и провожая глазами Джессику. — Я ей сказал, что она необыкновенная. И что если бы не ты, то я бы влюбился в нее и женился на ней вместо Мартина.
Андрей еще раз взглянул на Ольгу, привычно подставил локоть. Молча повел девушку к звездолету.
В голове Ершовой роилась тысяча мыслей. Ей было стыдно за свое поведение. Ей было уютно рядом с Андреем. Ей не хотелось его отпускать. Ей хотелось сказать, что он самый лучший. Что ей несказанно повезло его встретить. Что она его недостойна. Что она не хочет меняться обратно. Что она его любит.
Слова застревали в горле, не давая вымолвить ни слова. Ольга шла, глядя на Андрея. Андрей смотрел вперед.
У входа в звездолет Андрея позвали, он отпустил ее руку, вежливо и нейтрально улыбнулся и отошел.
Ольга тоже выдавила улыбку в ответ. В груди щемило… Сначала мысли поскакали то в сторону «Андрей — негодяй», затем развернулись обратно в «я сама виновата. Сама она выстроила эту стену». Как же он устал, должно быть, от ее выходок… от ее неуверенности. «Если я тебе буду нужен… как мужчина…» — вспомнились давние слова. Ольга чувствовала, что задыхается без него.
— Андрей! — выкрикнула она, но парня уже не было рядом.
— Пройдите, пожалуйста, на борт. Корабль отправляется через пятнадцать минут, — позвал Ольгу один из членов экипажа. Она послушла прошла внутрь.
Звездолет приводнился, трансвормировался в бригантину. Через час они причалят к базе. Дрейк вышел на палубу. Ольга стояла у края палубы, вцепившись в поручень и смотрела то вдаль, то вниз на виду. Колин набросил ей на плечи плед.
— Дышишь свежим воздухом?
— Ага, — пробормотала Ольга, скривившись. Тяжело сглотнула. Ее все еще мутило, и от качки становилось только хуже.
— Я отстраняю тебя от работы, — сказал вдруг Дрейк.
— Не поняла?
— Что ты не поняла? Я отстраняю тебя от работы. Как минимум, от любой оперативной. Можешь посидеть у моря, подышать свежим воздухом.
Ольга повернулась к собеседнику.
— Нет, я не поняла с какой стати?
Командор вздохнул, поднял взгляд.
— У меня есть доступ к твоим медицинским датчикам, — Колин внимательно посмотрел на подчиненную, ожидая реакции. Та лишь поджала губы. — Неужели ты думала, что я не узнаю? Я и так уже две недели жду, когда ты, наконец, придешь за увольнительной…
Интересные новости. Дрейк уже две недели ждет, а она сама только сегодня утром заметила…
— И когда ты ему скажешь? — Колин замолчал, ожидая ответа, но его не последователо.
Ольга снова промолчала. «Не твое дело», — ответили за девушку ее глаза. Она резко отвернулась, обиженная на весь мир. «Это просто гормоны», — попыталась утешить она саму себя. — «Просто гормоны. Это они виноваты, что ее так колбасит в последнее время. Хорошо хоть селедки с мороженым не хочется, или еще какой-то гадости». Стоило об этом подумать, как тут же захотелось селедки. И мороженного. Ершова зарычала. Дрейк принявший ее реакцию на свой счет, поспешно добавил:
— Оль? Я ведь волнуюсь за тебя…
— Да неужели? С каких пор?.. — с внутренней злостью процедила та. — А мне то показалось, что за столько лет ты вообще перестал меня замечать. Если бы в какой-то момент на месте твоего ассистента оказался кто-то другой… ты бы и внимания не обратил…
— Это не так. Ты просто обижена. Посмотри на меня.
Ольга медленно, словно не хотя, подняла взгляд. В усталых и постаревших глазах Колина ей почудилось что-то близкое и родное… нежность, беспокойство, или может быть, даже отблеск былой любви?