Однако старик не был спокоен. Он страдал от одиночества и никак не мог примириться с новым житьем-бытьем. Ковры и мягкие диваны в квартире сына отпугивали его. Старику совестно было сидеть на унитазе, таком же белом, как столовая посуда; а белые простыни, которые постилала невестка, всегда напоминали ему больницу, где он однажды лежал. Чистота и порядок, богатое убранство сыновьего жилья, холодные стены, беленые и крашенные краской, — все это было чужое. Так он чувствовал кожей, с этим невозможно было свыкнуться. Будь его воля, он хоть в одной комнате сделал бы по-своему: врубил бы широкую лавку в стену, сколотил бы табуретку или две, половичок бы постелил вместо ковра, оклеил бы стены обоями из тех, что попроще. Мечты его в этом направлении простирались и дальше: неплохо бы где-нибудь возле вешалки, в углу, поставить верстачок, хоть небольшой, и запас березовых досок и брусков: старик строгал бы и стучал потихоньку, мастерил и то, и это. Ведь он может сделать такое, за что его зауважали бы соседи, приходили бы с просьбами смастерить что-нибудь. Мало ли что нужно и в городской квартире! Полочки, шкафчики, решетки для батарей отопления — все это он делал бы в самом лучшем виде. А так что ж, никому не нужный старик, бесполезно коротающий время, доживающий свой век. Каково ему это сознавать!
«Городские квартиры строят для молодых, — рассуждал он, сидя на диване один. — Как будто молодыми они век будут, не состарятся никогда. Состарятся! А старому человеку нужна печка. Я не говорю: стройте в городских квартирах русские печи. Я ж не дурак, соображаю, что к чему. Никаких печей, а вот лежаночку — хорошо. Стояла бы лежаночка хоть бы вот тут, в углу, — изразцы с цветами, с петухами, конфорка медная, от конфорки цепка бронзовая — что пианино! Молодой — любуйся на нее, а старику на ней полежать не грех. Пятки покалить, поясницу разогреть… Эх, в городе все стариковские болезни оттого, что лежанок нет».
Однажды за обедом, когда зашел разговор о новом жилом доме, который строили на другой стороне их улицы, старик спросил:
— А вот, говорят, он по новому проекту делается?
— Да. Экспериментальный, — сказал сын и пояснил: — Вроде бы как для пробы. Возможно, таких домов потом много настроят.
— А что, не слышно: лежанок там в квартирах не делают?
Сын внимательно поглядел на него. Старший внук ниже склонился над тарелкой, а младший захохотал с полным ртом.
— Каких лежанок? — спросил сын.
— Изразцовых, — старик оглянулся на невестку.
— Во дает дед! — едва выговорил внучок, любовно поглядывая на старика.
А мать ему тотчас строго:
— Витя, что за жаргон!
— Ну, мам, дед говорит: лежанок нет ли в том доме.
Он опять захохотал.
Когда Витя смеется, смотреть на него весело, а сердиться невозможно: уж больно красив парнишка. Глаза плутоватые, щеки пухлые и румяные, чубчик на голове молодецкий, как у взрослого.
— Ну что вы его! — заступился Евгений Евгеньич за внука. — Он ничего такого не сказал.
— Не защищайте вы его, Евгений Евгеньевич. Избаловался он совсем, — невестка старалась говорить строго, а сама уже улыбалась. — Вести себя не умеет.
— Я думаю, что было бы хорошо скласть в квартирах лежанки, — стал объяснять сыну старик. — Можно ведь делать их красивыми: с изразцами, с конфорками. Как пианино.
— Где ты видел пианино с изразцами? — все так же хохоча, выговорил Витя и помотал головой.
— Молчи! — приказала ему мать, и он замолчал.
— Нет, пап, печей в городских квартирах класть не будут, — сказал старику сын. — Разве у нас в квартире холодно? Тепло.
— Зря. Понимаешь, лежанка половину болезней с человека снимает, лучше всякого лекарства, ей-богу. Эти таблетки из аптеки одно лечат, другое калечат. А печка со всех сторон полезная.
Старший внук оторвал взгляд от книжки — он всегда читал за столом, положив книгу рядом с тарелкой, — спросил с явным интересом:
— А дрова для нее где хранить? Сложить на балконе поленницу? Или на лестничной площадке? — Он улыбнулся.
— И пилить, и колоть в прихожей! — подхватил младший. — Верно, Андрей? Соседи под нами живут — бум! бум! — у них над головой… Чурбаком.
Теперь заулыбались все.
— А дым! — продолжал младший из внуков. — Труба над каждым домом, и дым валит столбом! А над городом трубы, трубы. День и ночь дымят.
— Можно ведь газом топить, — тихо сказал старик. — Или электричеством.
Он не обиделся, только разговор, о лежанках как-то сразу потерял смысл.