И вдруг кто-то зашуршал неподалеку в листве, и соловей оборвал свою песню.
«Кого это черт несет! — подумал старик и поднял голову. — В такую-то пору».
Шелест листвы становился настойчивее, но никого не было видно. Соловей исчез, словно и не было его никогда. И тут же на полянку, где сидел старик, выбежал еж. Выбежал, вздрогнул, увидев человека, и остановился.
— Ах ты бестолочь! Шалопай! — шепотом укорил его старик. — Неуж ты не понимаешь соловьиного пенья! Небось погодил бы. Спугнул птаху.
Еж поднял остренькую мордочку, нюхая воздух, и бесстрашно глядел на сидящего человека глубоко упрятанными, круглыми глазами, глядел строго и недовольно. Вот-вот, чего доброго, проворчит что-нибудь сердитое.
— Вот разбойник какой! Лезешь очертя голову, напролом…
Еж от звуков его голоса шустро побежал прочь, словно сказав: «Некогда мне. У меня свои хлопоты».
Старик встал было и хотел поймать ежа, отнести его внукам.
«Витька обрадуется, — промелькнуло в голове. А потом подумал: — Витьке-то будет занятно, а ежу-то каково? Будет он жить где-нибудь под кроватью или под диваном, пыль на брюхо собирать. И ни тебе зеленой травки, ни водички из лужи, ни соловья. Нет, пускай тут живет. Каждому свое место. Может, тут его родина».
Старик в удивлении покачал головой: это сколько живности в природе! Ну что здесь за клочок земли — так себе, кусты да канавы, невзрачное местечко. А вот поди ж ты, облюбовали его и ежик, и соловей, да и еще кто-нибудь, кого не сразу заметишь.
«Да ведь и я тоже вот… облюбовал! И для меня тут тоже все мило».
Он оглянулся вокруг. Сумерки уже наступали, и, если б не ясный закат, было б и вовсе темно. Затихло все, даже ветер замер; только за речкой Веряжкой перекликались соловьи, которых теперь уже было с десяток или более.
Может, для этого ежа тут родина, родная деревня. Да и не для одного его только. Один тут всю жизнь прожил, другой за три моря слетал и назад вернулся. Вернулся ведь! Именно ради этого куста, где он свил гнездо; ради этого поля, где он будет собирать жуков и червяков для своих детей; ради речки Веряжки, где родилась и выросла его соловьиха; ради тех кустов на опушке леса за Веряжкой, где он будет учить летать своих соловьят…
Так думал старик.
«А что ж, хорошее место! Вот верба отцвела, потом черемуха зацветет, зверобой выглянет из травы, таволга поднимется над кустами. Экое укромное место! И что им до города, птицам да зверям, — город там, далеко. Он сам по себе, а они сами по себе. Эх, не взял я Витюшку с собой! Вот бы он послушал, поглядел! Да и другие тоже… небось рады были бы».
Ночью старику приснилось…
Смешно сказать: варежки приснились! Обыкновенные варежки, вязанные из черной овечьей шерсти и обшитые поверху новиной. Да не один раз обшитые: на лицевой стороне, на продранном месте виден и второй слой. В первый раз обшили — износились; их снова обшили и даже успели на больших пальцах проносить — заплаты положены. Варежки как варежки, только ясно увидел старик во сне, что обметаны они у запястья по новине нехитрой вышивкой крестиком.
А снились они ему как-то непонятно: то ли сам он их примерял, то ли кто-то еще их надевал и снимал, только маячили они все время перед глазами; и было ему, старику, тепло во сне от этих варежек. Что-то они говорили его душе, и душа их понимала.
Евгений Евгеньич проснулся среди ночи — он каждую ночь по нескольку раз просыпался, потом снова засыпал — и подивился: «Экой сон глупый! Варежки приснились».
Почему именно варежки и при чем тут они?
«Погоди-ка, да ведь это Варькины варежки. Ну конечно, Варькины!.. Чудно, что они привиделись мне. Заставь меня вчера вспомнить, какие варежки носила моя Варвара полсотни лет тому назад, я б ни за какие деньги не вспомнил. А во сне приснились, да еще ясно так: и заплаточки, и узорчик возле запястий. Вот чудеса-то!»
Он заворочался, устраиваясь на диване поудобнее, но на этот раз сон отлетел от него, как птица, спугнутая с гнезда, и не было надежды, что он скоро вернется. Старик даже рассердился: на часах еще едва за полночь, до утра как время прокоротать? Замучаешься лежа. И оттого, что он сердился, бессонница могла затянуться до утра. Старик терпеливо стал настраивать мысли на мирный лад.
«Хм… Что приснилось-то, надо же!.. Конечно, это Варварины варежки. Тут я не ошибся, больно уж знакомы. А когда ж она их износила?»