Он огляделся деловито, ощутив знакомый ему прилив сил, и жажда деятельности овладела им. На первый же взгляд ясно, что лужи стоят одна повыше, другая пониже, все на разных уровнях, как озера в горах. Особенно соблазняла старика самая большая. Ее отделял от соседней узкий перешеек, только копни — так и стронется вода. С большими хитростями он пробрался к перешейку, нагнулся над ним — земля из-под сапог медленно раздавалась, ноги утопали в ней; узкой дощечкой старик успел прокопать канавку и, отступая, с удовлетворением следил, как зажурчал ручеек. Сначала он был мутным, рыже-желтым, и муть тяжелым облаком ворвалась в нижнюю прозрачную лужу, заволакивая дно ее; потом ручеек посветлел, в нем стали видны желтые комья глины, которые перекатывал узкий поток.
Воды в меньшей луже заметно прибыло, и старик из предосторожности отступил на шаг. Наконец, ручеек замедлил свое течение, уровень воды сровнялся в обеих лужах, и они успокоились. Теперь напрашивался еще один ручеек в обход старого валуна, вывернутого бульдозером. Старик встал на камень, наполовину утонувший в глине, и начал прокапывать еще один канал.
— Дед, ты чего? — раздалось вдруг удивленно и радостно.
Старик поднял голову — внук Витя стоял с портфелем на кромке тротуара: с уроков, значит, явился.
— Ты уже из школы? Почему так рано? Небось сбежал, а?
Старик, покряхтывая, продолжал копать.
— А у нас последнего урока не было. Учитель-трудовик заболел.
— Это который вас труду учит?.. Хм… Ну, иди сюда, урок труда будем проводить.
Старик подмигнул внуку, радуясь, что теперь он уже не один. Во всяком деле нужен помощник. Витя шагнул было сразу в грязь.
— Ты куда?! С ума сошел? А портфель? Положь его на место, потом уж…
Витя слетал в минуту, отнес портфель домой. Примчался, запыхавшись, а на кромке асфальтового тротуара усомнился:
— Папа заругает.
— Может, даже и выпорет, — подтвердил дед.
Витя вопросительно смотрел на него.
— А ты что, боишься порок? Если боишься, тогда стой там, на асфальтике.
Внука задело за живое. Он уже пробирался по дедовым следам.
— Каждый на этом свете исполняет свое дело, — наставительно сказал дед. — Не знаю, как на том, а здесь у нас всякому свое предназначение. Вот твое дело — баловаться, а отцово — пороть.
Такая философия не пришлась внуку по вкусу.
— Ага, тебе-то хорошо говорить, тебя ругать не будут! И пороть тоже.
— Еще бы меня! Я свое получил. Знаешь, сколько я этих порок вытерпел?
— Ну, сколько?
— Целый воз прутьев об меня когда-то обломали. Ей-богу, не меньше.
Старик покрутил головой, словно это было главное удовольствие в его жизни — порка прутьями.
— Ну да! Сам говорил, что отец твой в поле работал с темна до темна и даже выпороть тебя ему было некогда.
— Да что там, бывало! Нечего греха таить.
Он с трудом выдергивал тяжелые от налипшей грязи ноги, передвигаясь с места на место. Разговаривая, старик не забывал о деле. Прищурившись, он прикидывал, как бы ловчее спустить воду из лужи. Осторожно приблизился к опасному месту, копнул два раза, и освобожденная вода хлынула под уклон.
— Видал? — он удовлетворенно выпрямился.
— Во здорово! Ну, ты даешь, дед!
— А ты думал как?.. Осторожно! Кинь досочку вот сюда. Тут, знаешь, по колено можно увязнуть, и не вылезешь потом до морковкина заговенья. Если, конечно, не вытащат краном.
— Что ты, дед! Какой же кран сюда подъедет!
— Верно. Увязнет по уши.
— Дед! Где это ты видел башенный кран с ушами?
Так они переговаривались, а сами пробирались все дальше и дальше, по пути совершая свои благие дела.
— Во здорово! — то и дело восхищался внук. — Смотри, как вода хлынула! А та лужа уже мелеет! А эта, наоборот, огромная стала.
До чего хорош парнишка! Ишь, щеки пухлые, разрумянились, а глаза-то, глаза — уж больно голубы, как у куклы, как нарисованные.
— Давай-ка, Витек, вот здесь прокопай, спустишь сюда эту лужу.
— Дед, это все горный массив у нас, так по географии называется. Видишь, здесь горные хребты, вершины, ущелья, скалы, а между ними озера, реки с водопадами. Верно? А в той горе гроты образовались, подмыло озеро…
— Пусть будет так. Вообще-то здесь просто пустырь, гиблое место, но раз ты говоришь «горный массив», пусть будет горный, хрен с ним.
Внук принес дощечек и кирпичей, чтобы подкладывать под ноги. У них были уже свои дороги, переходы, мосты. И все-таки они то и дело увязали, помогали друг другу выбраться и опять торили ручейки, оживленно переговариваясь.