Я иду к Светке. Надо посмотреть, что за фрукт этот курсантик, который женится на ней. Надо спросить у него, как он представляет счастье, будет ли он носить его на себе торжественно, как парадный мундир.
Светка пугается при моем появлении. Глядит умоляюще.
— Ты что? — удивляюсь я. — Ты не рада мне?
— Ты уже знаешь?
— А что тут знать! Подумаешь, замуж собралась! Что тут такого?
Светка моргает ресницами, вот-вот заплачет. Говорит дрожащим голосом:
— Наташка от меня отказалась.
— Никто от тебя не отказался. И зачем тебе теперь Наташка?
— Ты тоже ничего не понимаешь?
Светка пальцами ловит с ресниц черные слезы и стряхивает их на пол. Ресницы густо накрашены, плакать с такими трудно.
— А что тут понимать? — говорю я. — У тебя будет муж, а все, что было, то было, наступает новая жизнь.
— А дружба?
— Дружба никуда не денется. Дружба дружбой, служба службой, а семья превыше всего.
Светка смотрит на меня печально и говорит страшные слова:
— Знаешь, Анька, у тебя всегда было мало святого за душой.
Жениха я так и не повидала. На столе лежала записка. Я ухватила глазом первую строчку: «Свет мой Светка!» Сорок человек учились со Светкой десять лет, и ни одному не пришло в голову так прекрасно назвать ее. Но вот явился тот, кто полюбил ее, и сказал: «Свет мой Светка…»
Домой я возвращалась, как на вокзал, — сегодня ночь и завтра ночь, а послезавтра вечером придет мой поезд, и я поеду.
Марья стоит на крыльце в позе Ермоловой со знаменитой картины. Я прохожу мимо нее без слов. Спрашивать ни о чем не надо. Все ясно. Теперь надо смотреть на Прокопа. Если он вышагивает по террасе с трубкой, лучше незаметно укрыться от их глаз, чтобы не навлекать новой волны скандала.
Шагов на террасе не слышно. На столе — графинчик наливки, неубранная посуда. Марья подходит ко мне, говорит выдохнувшимся голосом:
— Я уеду от него. Мне не надо было вообще приезжать. Все из-за тебя.
Это я уже слыхала. Из-за меня у нее не та пенсия, какая должна быть, из-за меня она погрязла в кастрюлях. Наверное, про себя считает, что из-за меня осталась старой девой.
— Я уеду, — повторяет Марья. — Лучше поздно, чем никогда.
— Не говори глупостей. А как же Прокоп?
— Ты же уезжаешь. Ты почему-то себя не спрашиваешь: «Как же Прокоп?»
— Я совсем другое дело. Мне надо учиться.
— Тебе прежде всего надо стать человеком.
— Я уже человек.
— Отнюдь. Тебя слишком любил Прокоп. А любовь не обучает. Ты ничему не обучилась.
— Я обучусь. У меня еще есть время.
— Нет, — говорит Марья, — для такого учения ты уже слишком стара. Но когда-то все-таки надо будет платить долги.
Я уже не могу отвечать ей спокойно, срываясь, кричу:
— Сколько я тебе должна?!
— Ты должна Прокопу. А он мне. Но я ему прощаю. Он занимал не для себя, для тебя.
— Ах, вот как! Ближайшие родственники вели счет расходам. Кормили кашей и записывали, сколько стоит крупа, сколько молоко!
— Чудовище! — прошипела Марья и плюнула в мою сторону. — Утопить такую не жалко.
— Всех не перетопишь. — Я видела, как злые слезы катятся у нее из глаз, но жалости они у меня не вызывали. — Все молодые идут своей дорогой. Они выплачивают свои долги следующему поколению — детям.
— Правильно, — затрясла головой Марья, — тогда ты узнаешь. И это будет справедливо.
Она пошла к себе. Сухонькая разгневанная старушка. Когда я увидела ее прямую узкую спину и седой узелок на затылке, то поняла, что я сейчас вытворяла. Отчаяние охватило меня.
— Марья! — заорала я и бросилась ей наперерез. — Прости меня! — Я бухнулась на колени, зарылась лицом в ее подол. — Ударь меня, прокляни, только прости!
Марья опустилась на пол, уткнулась лицом в мое плечо:
— Он умрет без тебя.
— Прокоп? — спросила я.
— Он умрет. Я это знаю. Это так все сразу: и пенсия, и ты.
— Что же делать, Марья?
— Пожалей его. Не уезжай. Останься.
У нее были все-таки старосветские понятия о жизни. Как я могу остаться? Такой конкурс! Такая победа! Прокоп сказал: «Я горд».
— Я никуда не поеду, — сказала я Марье, — останусь с вами.
— Обо мне речи нет. Это для Прокопа. — Марья поверила моим словам. — Напиши письмо в институт. Пусть переведут на заочное. Прокоп устроит тебя в проектный институт. Станешь учиться и работать, а он будет жить.