— Ты в его дела не лезь, — сказала бабушка, — он же не Митька. Зачем его конфузить?
Брагин недолго стоял истуканом, быстро свел концы с концами, сообразил, кто такой Митька, и понял, что за старушка.
— Пойду, — сказал он, — позвонить кое-куда надо.
До посадки оставалось еще добрых три часа, а пассажиры уже толпились возле теплохода. Геологи в выгоревших джинсах выглядели в этот час опрятными, умытыми, в свежих рубашках, без засохшей грязи на кедах. Они почтительно расступились, когда капитан и старуха приблизились к ним.
— Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда, — пропел кто-то им в спину.
Адам Васильевич этого не расслышал, взял бабушку за руку и повел ее по широким сходням.
В каюте капитана царил голубой свет. Раздвижная перегородка делила каюту на две части. Голубое одеяло на койке, светло-синий ковер на полу, картина с изображением парусника — все это словно наполняло каюту прохладой. Адам Васильевич глубоко вздохнул и сказал:
— Вот тут и будешь. Располагайся.
Он оставил ее одну и с облегчением покинул каюту. Все будет хорошо. Только с ней надо договориться, чтобы не высказывалась, не забывала, что он на работе и члены команды во время рейса — его подчиненные.
Рейс для него уже начался. Пассажиры еще прогуливались по пирсу, а из радиорубки разносился по всему теплоходу голос капитана:
— Рейс — специальный, комбинированный. Пассажиры только до Тобольска. Далее переходим на обслуживание туристов. Наш экипаж должен приложить все усилия, чтобы этот сдвоенный рейс прошел, как и прежде, без сучка и задоринки. Для сведения всех сообщаю: теплоход днем ведет второй штурман Брагин. Утром и вечером — старший помощник капитана Зинченко. Ночью — капитан Захаров и третий штурман Велихов.
Когда он вернулся в каюту, там хозяйничала его семейка. Наташа разливала чай, Митька листал рейсовый журнал, а бабушка вроде бы что-то стирала в умывальнике.
— Сейчас же все это аннулировать, — сказал Адам Васильевич, — это же не квартира, это каюта капитана. Соображаете?
— Папа, — спросил Митька, — а где у тебя речная карта?
— Где надо, — ответил он, — положи журнал на место. Пей быстро чай, и будем прощаться.
— Очень грозный. — Наташа улыбалась. — В первый раз к тебе наведались, и сразу в шею.
Она, конечно, беспокоилась о бабушке, как та выдержит рейс, но еще больше ее мучило любопытство: а как Адам с ней уживется.
— А меня возьмешь в следующий рейс?
И Адам Васильевич понял, что Митька страдает: ревнует и вообще считает, что бабка заняла его место.
— У тебя свой рейс — в пионерский лагерь.
Адам Васильевич не знал, как побыстрей от них избавиться. Хоть никому на судне он не был сейчас нужен, каждый нес свою службу, но обычно в это время капитан стоял на палубе, и то, что сейчас был вынужден находиться в каюте, казалось ему нарушением.
Наташа вытащила из сумки баночку из-под майонеза с черной икрой, сунула ее в холодильник.
— В этом рейсе твои высокие гости перебьются без икры, — сказала она, — угощай бабушку и ешь сам.
С тех пор как в Тобольске они стали принимать на борт туристов, жена всегда перед рейсом вручала ему такую баночку. «На всякий случай, — говорила Наташа, — вдруг явится какой-нибудь знаменитый писатель или иностранец. Ты икру на тарелочку, лимончик — и прием по высшему классу». Он не разочаровывал ее: знаменитые и незнаменитые писатели вместе с иностранными гостями иногда целиком составляли туристскую группу. Им эта баночка, что слону дробина. Баночка из-под майонеза опустошалась на обратном пути самим Адамом Васильевичем с каким-нибудь нефтяником или геологом.
Адам Васильевич почувствовал необыкновенную легкость, когда Наташа и Митька наконец покинули каюту. Если б они еще захватили с собой и бабушку, жизнь его вошла бы в прежние берега. Но бабушка осталась. Сидела в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники, и ее длинная в сборку юбка касалась ковра. Что с ней в рейсе делать — ума не приложишь: книг она не читает, вязать не умеет, радио, если слушает, то вполуха, подхватит какую-нибудь фразу и комментирует: «Урожай в этом году был нелегким». В этом году! Как только язык повернулся. А в каком это году он был легким?
— Ты иди, Адам, — сказала бабушка, — мне что надо будет, я скажу. А ты занимайся своим делом. Рули куда надо.
Теплоход «Минск» мягко и плавно отчалил от пристани. Весной он побывал в ремонте, и сейчас белая и красная краска лаково сверкала новизной, только вблизи можно было рассмотреть, что новизна эта поверхностная, наведенная, а под ней местами помятое, немолодое железо. Пассажиров теплоход не волнует, а вот явятся туристы, и сразу: что, когда, зачем? Туристы вообще воспринимают капитана чем-то вроде затейника в доме отдыха — нескончаемый поток вопросов. В прошлом июле, когда они приняли в Тобольске туристов, Адама Васильевича два дня подряд изводил вопросами старик с полотенцем на шее. Полотенце он носил на манер шарфа, чем и привлекал к своей особе внимание. Завидев капитана, старик шел на него тараном, хватал за рукав: