И опять был приемный день в райисполкоме. И снова Катерина требовала себе жилье. Стояла посреди кабинета большая, воинственная, совсем уже старая, если бы не держалась так прямо и не говорила так громко.
— Екатерина Поликарповна, — изнывая от бессилия что-нибудь втолковать ей, говорил председатель, — когда ж это кончится? Вы уже в шестой или в седьмой раз на приеме. Чего вы хотите? У вас же теперь дом. Отдельный дом!
— Не нужен мне этот дом, — твердила Катерина, — дайте жилье, а дом забирайте.
На этом приеме были уже другие женщины-депутатки. Одна из них сказала:
— Может быть, решим вопрос через кооператив, который будет строиться? Екатерина Поликарповна получила в наследство семь тысяч…
— Нет тех тысяч, — перебила ее Катерина, — отдала. И дом мне не нужен. Включите в список, верните права. Вдова я. Та самая…
ВАНДА-ВЕРАНДА
Вечером Вика решила, что завтра начнет новую жизнь. Жизнь будет совсем новая, правильная, непохожая на ту, что была прежде. Родители вернутся и не узнают ее. «Неужели эта серьезная, целеустремленная девочка — наша дочь?» Мама скажет: «Вика, ты меня радуешь». Папа, как всегда, будет насмешничать: «Наверное, она стала сочинять стихи. Не скромничай, дочь, мы готовы их послушать».
Люди, из которых что-то получается, в детстве пишут стихи, или рисуют, или ведут наблюдения над животными. Толик с пятого этажа в детстве ходил в планерный кружок, сейчас он в авиационном институте. Мама тоже «нашла себя» в раннем детстве. Когда ее привели в первый класс, она уже умела считать до тысячи. Папа говорит, что в ней уже тогда рельефно прорезался будущий экономист. Даже нигде не работающая соседка Клара Леонтьевна недавно «нашла себя». «Начала серьезно заниматься испанским языком, — объявила она, — никогда не думала, что это меня захватит». Но Вика сразу поняла, и сердце ее екнуло: и эта нашла. На папу соседкина находка не произвела впечатления, он вздохнул и сказал, что если Клара что-нибудь нашла, то, можно быть уверенным, не потеряет. Теперь надо ждать, когда она придет и заговорит с ними по-испански. Папа и на родном языке плохо понимает Клару Леонтьевну. Он мучается и водит лопатками под пиджаком, когда она появляется в их квартире. «Ничего нового, — заявляет Клара, — писатели придумать не могут. Гениальный Лопе де Вега сказал все. Вы любите творчество Лопе де Вега?» Папа дергает шеей, как будто ему тесен воротник, и тайком от Клары подмигивает Вике: «О да! Особенно эту его знаменитую комедию «Овечий… хвост».
Клара собирает губы в узелок, опускает глаза и тихонько, как подсказывают двоечникам, шепчет: «…источник». После ее ухода папа говорит Вике:
— Соседи, которые не изучают испанский язык, приходят по конкретному поводу: за солью или за спичками, в крайнем случае, за пятеркой до зарплаты. Если бы в наших школах изучали испанский, все соседи ходили бы друг к другу с литературными лекциями.
Новая жизнь начнется утром. А сейчас ночь. В соседней комнате спит Антонина — бывшая однокурсница и подруга жизни Викиной мамы. Вика считает ее красивой и не очень умной. Антонина сама себе вяжет платья, ездит в отпуск в Болгарию и плачет, когда главный бухгалтер заворачивает квартальный отчет на доработку. Вика тайком считает Антонину своей подругой. Они друзья по несчастью. Когда-то Антонина тоже не нашла себя и теперь расплачивается: бегает после работы в Дом культуры, играет в одноактных пьесах отрицательных героинь. В первом классе она наверняка с выражением читала стихи и не умела считать до тысячи.
Новую жизнь начинать нелегко. Антонина поднимается рано. Ей ехать на работу в другой конец города.
— Вика, — кричит она из кухни, — вставай, подросток!
Вика открывает глаза, зевает и нехотя сползает с постели. На ходу натягивает халат и плетется на кухню. Антонина сидит за столом, ест без хлеба докторскую колбасу и запивает черным кофе.
— Явилась, — ворчит она на Вику, — что у тебя за походка? Ты узкая и длинная, как лента. Ты должна ходить вот так… — Антонина ладонью рисует в воздухе волнистую линию.
— Все равно я похожа на мадонну, — говорит Вика и снова зевает.
— Когда молчишь, — уточняет Антонина. — Если когда-нибудь захочешь произвести впечатление на дурака — не вздумай ему что-нибудь говорить своим ржавым голосом. Гляди, молчи — и дурак сварится.