— Даже если не заболела, надо отметиться. Катерина так этого не оставит. Скажи, пожалуйста, повернулась и ушла с урока! А если каждый вот так повернется и уйдет?
— Ритка, не смеши! У меня действительно болит горло.
Медсестра сунула мне под мышку градусник. Температура была нормальная. Звонок на следующий урок уже прозвенел, и медсестра глядела на нас как на злостных симулянток.
— Дайте что-нибудь от горла, — сказала я, — нельзя же все сводить к температуре.
— От горла лекарств вообще не существует, — медсестра просто убивала нас своими знаниями, — лекарства существуют от болезней.
Можно было бы поставить ее на место: «Неужели? У вас довольно старые сведения», — но не было сил связываться с ней. Я подтолкнула Степанчикову плечом к двери, и мы вышли.
В коридоре была пустыня. Урок уже начался. По расписанию у нас была физкультура, все перекочевали в спортзал, а мы с Ритой вошли в свой класс. Но недолго мы благодушествовали вдвоем. У Катерины было «окно», и она чуть ли не следом пожаловала за нами.
— Прячетесь?
— Ну что вы, Екатерина Савельевна, мы не такие уж недоумки, чтобы прятаться в собственном классе.
Катерина с сожалением посмотрела на меня.
— А Гуркин на физкультуре?
Тут меня дернуло:
— Я ему кто? Нянька, инспектор детской комнаты милиции, гувернантка?
Катерина заткнула уши.
— У меня «окно», я отдыхаю, не трещи.
— Екатерина Савельевна, — пришла мне на помощь Степанчикова, — с Гуркиным надо что-то делать, а то все говорим, говорим…
— Правильно, — обрадовалась Катерина, — надо делать, а не размахивать руками. А что делать?
— Надо нанять ему репетиторов, — вдруг вылетело из меня, — собрать деньги, нанять двух репетиторов — по математике и английскому — и закончить все разговоры.
Катерина задумалась.
— Деньги можно не собирать, — неуверенно сказала она. — У нас же есть сто восемьдесят рублей арбузных.
Мы уж и забыли про эти деньги. И не знали, что у них название «арбузные». Это после седьмого мы заработали. Списались с семиклассниками одной станицы Краснодарского края, те и пригласили на уборку арбузов. Арбузы к нашему приезду не поспели, мы дергали сорняки на свекольном поле, жили в колхозном школьном лагере труда и отдыха, играли в волейбол, купались. И труда и отдыха хватало, да еще и кормили нас там, как у родной бабушки: оладьями, сметаной, в которой ложка стоит, кубанским борщом. Я и теперь, когда хочу вспомнить что-нибудь хорошее, закрою глаза и вижу: большое-большое, розовое-розовое дерево, ветки гнутся от черешен. Пробыли мы там месяц, вернулись, и уже в восьмом классе, зимой, вдруг приходит перевод на сто восемьдесят рублей.
— Но мы же собирались на Валдай, — сказала Катерине Рита, — прошлым летом не получилось, может, будущим?..
— Да, да, — вспомнила я, — эти деньги уже, можно сказать, потрачены.
— Ничего не «можно сказать», — возразила Катерина, — поделите эти сто восемьдесят рублей на всех — на билет в один конец не хватит.
— Но ведь есть еще и школьный фонд, — сказала Рита, — вы забыли. Директор обещала двести рублей, ну и каждому еще придется рублей по десять доложить.
При слове «директор» Катерина нахмурилась, а я с удивлением посмотрела на Ритку: откуда у нее такие сведения?
— Предлагаю всем помолчать, — сказала Катерина, «всем» — это мне и Ритке. — Мы говорим не про Валдай, а про Гуркина. Сейчас вы обе пойдете к директору, и вот ты, — она показала на меня, — все толково расскажешь. Скажешь, что это твоя идея, есть деньги, нужны репетиторы и так далее.
Мы с Ритой пожали плечами и отправились в директорский кабинет.
Директор очень любезно встретила нас, усадила на диван, не спросила, почему мы не на уроке, а очень мягко и задушевно сказала:
— Ну, слушаю вас, мои дорогие.
И от того, что я не стояла перед ней навытяжку, весь мой рассказ прозвучал складно и убедительно, я даже под конец ввернула про «жует».
— Короче говоря, Софья Артуровна, плачевное положение Гуркина нас очень «жует».
Она и глазом не моргнула, поднялась из-за своего стола и подошла к нам.
— У откровенности есть право на такую же откровенность. И вот что я вам скажу: если что-то больше всего меня печалит в нашем сегодняшнем школьном существовании, то именно вот это стороннее, за плату, неизвестно откуда взявшееся репетиторство.
— Оно взялось известно откуда, — сказала я, — из дореволюционного прошлого.
Директор внимательно на меня поглядела.
— Оно взялось, — ей не понравились мои слова, — из тех современных семей, в которых безгранично уверовали в силу денег. За знания сердобольные и чадолюбивые родители нашли кому платить, только вот за воспитание собственных детей заплатить некому.