— А проверять как будешь? Хотя у нас всё как в банке! И гарантия три года. — Тут она сообразила, что такая гарантия Шапке ни к чему. Небось, с утра уже будет эту девственность терять. И крякнув, присовокупила. — Ну, тебе до первого мужика! Сегодня можешь опробовать, а завтра с утра опять как новенькая.
Следующий взмах палочкой и Шапка оказалась в кожаном красном костюмчике и высоченных узких сапогах — лакированная кожа обтягивала девчонку как своя собственная. Широкая шнуровка проходила от самого горлышка до самого низа короткой юбчонки. Рукавчики были короткие, зато прилагались перчатки по локоть. Чёрные, замшевые. На груди имелись две круглые дырочки, сквозь которые озорно выглядывали соски Шапки. А сквозь шнуровку проглядывало голое тело — видимо костюмчик не был рассчитан на сегодняшний Шапкин наряд. Красный, бархатный, глухой колпак с прорезями для глаз и рта слегка не гармонировал с остальным нарядом, и Фея следующим взмахом добавила девочке большой кнут. Несколько хвостов которого были заплетены в косу с вкраплениями кусочков свинца. Довольная произведённым эффектом, Крёстная Фея чуток отступила, полюбовалась получившейся картинкой, и уже собралась было следующим взмахом материализовать кобылу, но спохватилась и сотворила ту на улице.
Как девочка будет с голой жопой скакать на лошади, Фею не очень беспокоило — попросила лошадь, нате вам лошадь. А её дело маленькое. Засим, Фея, сладко улыбнувшись, растаяла в воздухе. Она торопилась обслужить других дурёх до бала.
Ни охнуть, ни вздохнуть — наряд сел как влитой, такое ощущение, будто с семью гномами резвишься. Шапка их давно не видала, кажется, те себе бабу завели, но она им и сама не давала, и с другими тоже. Разобраться бы с ней да показать пошто скромных мужичков до спермотоксикоза доводить, да все руки не доходили, точнее — ноги.
Фея смылась, а Шапка, окинув последним взглядом помещение, помахала Калоше на прощание и вышла на улицу. Обойдя кобылу, она прицокнула языком, наслаждаясь её красотой и гривой длиной до земли. Она бы конечно и коня попросила, до земли, но тогда девственность не сохранишь до похода на бал… А что там Крестная говорила — наутро восстановится? Нехуй верить на слово, нужно проверить.
Решив так, Шапка забралась на лошадь, ощущая приятное томление между собственных ножек от соприкосновения с теплой плотью и, заткнув кнут за пояс, взяла в руки поводья.
"Держись, волчара, месть твоя за Калошу идёт" — злорадно подумала девушка, смотря сквозь прорези колпака прямо перед собой. Кнут в воспитании мужиков вообще дело полезное, оба его конца универсальны. Главное, закончить дело до утра…
Белая лошадь галопом помчалась по лесным тропинкам, неся свою всадницу прямо на то самое поле, где по её прикидкам все еще балдел после траха ничего не подозревающий Волк…
Резюме:
Во всяком молодом существе бушуют гормоны, и как следствие желания. И отнюдь не все они толкают это молодое существо на путь добродетели. Изгонять желание или подавлять его бесполезно, ибо в конечном итоге желание вернется опять. Сдерживание дает только временный эффект — подавленные желания возвращаются с отмщением и неистовствуют пуще прежнего. Желание нужно осуществить, полностью, до упора и неоднократно. И тогда оно умрёт, задавленное удовлетворением, привычкой и пресыщением. Потеряв интерес к осуществлённому желанию, молодые существа совершают сомнительные приобретения. К которым их толкают появившиеся из ниоткуда новые неосуществлённые желания, может и связанные толстой причинно-следственной нитью с предыдущими, но являющиеся новой, более высокой версией на спирали эволюции прежних желаний. И хорошо, если в этот момент вам подвернётся под руку взрослый трезвомыслящий человек с волшебной палочкой.
Глава 11. О грустном
Действующие лица:
Эдвард Каллен — красавчик девяноста лет отроду, вампир. Герой другого романа. Приблудился в Сказку без своей семейки, зато с Бэллой.
Русалочка — настоящая русалка из Чёрного озера. Фея подсказала ей способ как на время становиться полноценной женщиной, и она им воспользовалась. Потом ещё раз. И ещё. И поползли слухи о страшном маньяке, убивающем исключительно мужчин. Но она не виноватая, они сами приходят и отдают ей свои жизни, давая ей возможность обзавестись ножками вместо хвоста.
Леший — тот самый. Большой любитель русалок и пошутить.
Текущее время года разливалось яркими красками по лесу. Так же по лесу разливался Эдвард Каллен, герой, красавчик и просто вампир. Прекратив разливаться, он отряхнул орган и засунул его обратно в штаны, забыв застегнуть ширинку. Да и зачем? Он прекрасен в любом виде.
Ухмыльнувшись, Эдвард побрел дальше, глубоко вдыхая свежий воздух и дым сигареты. Он был счастлив и нетрезв, а может, нетрезв, поэтому и счастлив. Кроме спиртного его заставляли улыбаться две вещи — Бэлла и кровь. Обычно он сначала трахал девушек, потом уже пил их кровь, с Бэллой так не получалось, потому что она была особенной. Весь стояк проходил, стоило только раз взглянуть в её унылое лицо с вечно полуоткрытым ртом, следовательно, укусить после не предоставлялось возможным. А девушка просила укусить и сделать её вампиром, а у Эдварда падал при виде её лица. Замкнутый круг!
Приходилось нести ей всякую чушь про неземную любовь, попутно пытаясь оживить своего маленького дружка. Она ничего не замечала, поскольку видела только ясно-болотно-серые глаза своего любимого и не опускала взгляд ниже.
Так или иначе, сегодня Эдвард решил выпить ровно столько, чтобы забыть и забыться и довести-таки акт до конца. Спрашивается — а зачем ему именно эта девушка? Много симпатичных и тоже с кровью в просвечивающих венах… А кто ж этих вампиров знает?! «Обоснуя не ждите» — говорил вампир и ухмылялся, отчего становился ещё прекраснее.
В общем, до нужной кондиции Каллен как раз дошёл, оставалось только дойти до Бэллы. Только вот где она?!
— Бле… Блуэ… Бэ… Бэээлла! — наконец-то выговорил пошатывающий вампир, остановившись и засунув руки в карманы джинс. — Гггде ты, люююбимая моя? Иди сюда, трах… кусать буду!
Русалочка просто рвала и метала, рвала и метала,… нет, не икру, а остатки обеда. Чёртов Леший опять пошутковал и подсунул ей лягушек с гашишем. А лягушки были такие жирненькие, такие зелёненькие и аппетитненькие. И дать-то за них пришлось всего лишь три раза… Анально, перорально и canis-maximus, хотя на maximus Леший никак не тянул, не хватало сантиметров десять. Или пять? Или всё-таки десять? Русалочка прекратила метать и задумалась. Собственно и метать уже было особо нечего. Всё выметалось. Русалочка нагнулась к поверхности озера и сделала большой глоток, прополоскала рот и с отвращением выплюнула.
Метала она на берегу, потому что была патриоткой родного озера и блюла его чистоту. Она даже трупы утопленных через пару тройку деньков вытаскивала по ночам на берег и пёрла к Водяному в болото. Водяной за это поставлял ей отборных лягушек и водяных змей. Бартер своего рода. Что там он делал с этими трупами, Русалочку не интересовало, главное никаких хлопот, и никто никого никогда не найдёт.
Выметавшись, прополоскавшись и успокоившись, Русалочка встала на ноги и огляделась. Смеркалось, кто-то шнырял в траве на лугу перед озером, временами подпрыгивал с тихим писком и рушился в мураву, вереща. На вековом дубу, обросшем мохом, на ветвях которого иногда любила посиживать Русалочка, какая-то крупная птица готовилась к ночлегу, громко топая по ветке и стуча когтями. Русалочка нахмурилась и задумалась — «А птица ли это? А может в гости опять притащился Кот-Баюн? Этот заморский хлыщ». Кот-Баюн достал её ещё в свой прошлый визит. Эта хвостатая сволочь так заморочила ей голову своими песнями, что бедная Русалочка за неделю была затрахана-перетрахана вдоль и поперёк совершенно безвозмездно. Да так, что не смогла потом месяц совершать бартерных сделок и оголодала в конец(!), а глубокое отвращение ко всем лицам мужского пола чуть не привело к тому, что её способность приобретать стройные женские ножки почти испарилась.