Когда уже совсем стемнело, пришли хозяева избушки, а были то семеро гномов, которые в горах добывали руду. Они зажгли семь своих лампочек, и когда в избушке стало светло, они заметили, что у них кто-то был, потому что не всё оказалось в том порядке, в каком было раньше. И сказал первый гном:
— Кто это на моём стуле сидел?
Второй:
— Кто это из моей тарелочки ел?
Третий:
— Кто взял кусок моего хлебца?
Четвертый:
— Кто ел мои овощи?
Пятый:
— Кто моей вилочкой еду брал?
Шестой:
— Кто моим ножичком резал?
Седьмой спросил:
— Кто это пил из моего кубка?
И оглянулся первый и увидал, что на его постельке маленькая складочка, и спросил:
— Кто это лежал на моей кроватке?
Тут сбежались и остальные и стали говорить:
— И в моей тоже кто-то лежал.
Глянул седьмой гном на свою постель, видит — лежит в ней девушка и спит. Позвал он тогда остальных, прибежали они, стали кричать от удивления, принесли семь своих лампочек и осветили Белоснежку.
— Ах, Боже ты мой! Ох, Боже ты мой! — воскликнули они. — Какая, однако, красивая девочка! — Они так обрадовались, что не стали её будить и оставили спать в постельке. А седьмой гном проспал у каждого из своих товарищей по часу, — так вот и ночь прошла.
Наступило утро. Проснулась Белоснежка, увидела семь гномов и испугалась. Почудилось ей, что всё, что с ней делал егерь, теперь сделают с ней гномы. Только семь раз. Но были они с ней ласковы и спросили:
— Как тебя зовут?
— Зовут меня Белоснежка, — ответила она.
— Как ты попала в нашу избушку?
И рассказала она им о том, что мачеха хотела её убить, но егерь сжалился над ней, и что бежала она целый день, пока, наконец, не нашла их избушку. Как именно над ней сжалился егерь, Белоснежка пояснять не стала, что привело поначалу к большому взаимонепониманию. Впрочем, когда рассказала, не намного лучше стало. Гномы спросили:
— Хочешь вести наше хозяйство, стряпать, постели взбивать, стирать, шить и вязать, всё содержать в чистоте да порядке, если согласна на это, можешь у нас остаться, и всего у тебя будет вдосталь.
— Хорошо, — сказала Белоснежка, — с большой охотой.
И осталась у них. Она содержала избушку в порядке, утром гномы уходили в горы искать руду, золото и драгоценные камни, а вечером возвращались домой, и она должна была к их приходу приготовить им еду. Когда Белоснежка высказала опасение, что мачеха может не поверить в её смерть и найдёт здесь, гномы успокоили беглянку.
— Ты, деточка в другом королевстве. Здесь правит Снежная Королева, а колдовство артефакта твоей мачехи не действует, — степенно начал первый гном по имени Понедельник.
— Егерь знал, что делал, когда тебя отпускал. Ведь именно там, в чаще, где он тебя бросил, граница наших королевств так близка, — разъяснил второй гном по имени Вторник.
— Ты была расстроена, в беде, поэтому лес пропустил тебя через границу, обычно к нам попасть можно только через заставы на дорогах, — добавил третий гном по имени Среда.
— И это здорово, что ты наткнулась на наш домик. Иначе тебе бы не поздоровилось, — участливо подбодрил Белоснежку четвёртый гном по имени Четверг.
— Мы уже затрахались сами убираться и готовить, — скромно сообщил пятый гном по имени Пятница.
— Но хорошо бы и в самом деле потрахаться. А то Красная Шапка давно в гости не заявлялась, — заискивающе ломким баском посетовал шестой гном по имени Суббота.
— Ты с нами по очереди или групповушку устроим? — почему-то шёпотом спросил самый молодой седьмой гном по имени Воскресенье. — А то Шапка очень групповушку уважает. С нами, — добавил он уже с обычной громкостью.
— Что? Как? Нет! Я… я не буду. Хватит с меня и егеря! И чтоб Шапки вашей ноги здесь не было! — взвыла Белоснежка.
Вот так и обломилось гномам счастливое детст… в смысле, здоровая половая жизнь. Только и оставалось, как киркой в шахте породу долбить, да по утрам холодной колодёзной водой во дворе обливаться. Доооолгонько обливаться. Гномы ребята крепкие, здоровые, и стояк у них по утрам крепкий, устойчивый. Да что поделаешь, про егеря Белоснежке гномам пришлось рассказать. Они прониклись. Да так, что пожалели бывшую девушку и не стали её ни к чему принуждать. А история эта теперь пользовалась в их маленькой семье большой популярностью. Особенно праздничными вечерами, перед сном. Гномы и Белоснежка по очереди парились в баньке, потом они все вместе празднично ужинали, потом ложились по кроваткам, а Белоснежка рассказывала свою грустную историю, начиная со слов егеря — а что я буду с этого иметь? И заканчивая словами — ну, прощай, сладкая, а то домой не дойду, такое чувство, что моего дружка до корня стёр, да и ноги уж совсем не держат.
Особым успехом пользовались два момента — описание ощущений Белоснежки, когда она впервые увидела вблизи нефритовый стержень егеря в боевой готовности и её ощущения, когда егерь взломал естественную преграду. И были у гномов в такие вечера маленькие радости — под грустную Белоснежкину историю так сладко было дрочить и так быстро достигался нужный результат… что принцесса ничего не успевала заметить. Иначе досталось бы на орехи всем.
Глашатай добрался до избушки семи гномов к вечеру. Злой, голодный и неудовлетворённый. В трёх оставшихся неохваченными королевским указом хуторах его ждал большой облом. В двух в виде присутствующих мужей и одновременно отцов подходящих под указ девиц, а в третьем, в том самом, где варила самогон Бабуля, в виде расчленённого трупа. Что его окончательно добило. И не то чтобы Глашатай рассчитывал доснять там напряжение, которое не снялось добротным, но быстротечным подарком Глубокой глотки и усугубилось прерванным актом с Золушкой. Нет, настолько он ещё не опустился, чтобы польститься на Старую Кошёлку, хоть Леший и утверждал, что Старая Карга борозду не портит. Но Леший чувак странный. Кого он только в своём лесу не окучивал… ему и коза небесное блаженство могла принести. По его словам.
Нет. Глашатай скорбел об ином. О том качественном продукте, который выходил из умелых рук Бабули. И которого ему перепадало задарма, под новости дворцовые, городские и королевские, кои он под оный продукт умелице и пересказывал. Да под закусочку, да с устатку. А уж если к Бабуле в гости заглядывала внучка… То в ближнем лесочке или под стожком сена на соседнем поле Глашатай отрывался по полной. Шапка хоть и была общего пользования, да сильно разношенная, но неутомимая, да на выдумку горазда. А уж эти её приспособления… Забавно бывало. Но чаще очень больно. Однако всё равно тянуло.
Так вот, добрался он до избушки семи гномов, зачитал Белоснежке королевский указ да попить попросил. Горло мол натрудил, промочить надобно. Да не водой, а молочком. Но лучше пивом. Да под сосиски с тушёной капустой. В итоге на ночлег и напросился. За ужином Белоснежка и спроси:
— А какой он, наш Принц? Есть ли у него белый конь? А каких девушек он любит? Может уже одну любит? А то я заявлюсь на бал вся расфуфыренная и только клювом щёлкну. Если вдруг возлюбленная у Принца давно образовалась.
Тут Глашатай крепко призадумался. С одной стороны, зная историю Белоснежки — гномы как-то по пьяни проболтались — хотелось честно рассказать про «возлюбленную» Принца. А с другой стороны, не хотелось девушку расстраивать. В её-то обстоятельствах. А потому ответил он по-своему правду, но не всю.
— Есть у Принца возлюбленная, но он никогда на ней не женится. И наследника он должен будет завести от другой, той, что выберет на балу.
— Ох! Какая грустная история! — Воскликнула Белоснежка. Ей представилась стройная белокурая девушка рядом со стройным белокурым юношей… а дальше ничего приличного не представлялось. Зато вспомнился неприличный егерь. А посему бедняжка замолчала окончательно. Да и остальные не рвались разговаривать. Только и слышались стук ложек и чавканье.