Только он произнес последнее слово, как увидел револьвер направленный на него и взмах руки… затем прогремел выстрел… Почувствовав жгучую боль в районе темени, Гизурин обхватил голову руками упал на землю.
– «Неужели все?» – краткая мысль как молния озарила его пока ясное сознание. Ощупав темя, он почувствовал что вся голова в крови, однако он дышал и мог рассуждать. – «Промахнулся? Не может быть», – отчетливо вспомнив, как стоящий рядом со стреляющим отвел револьвер вверх за долю секунды перед выстрелом. –«Царапина от пули!» – осенило его. – «Сейчас будет добивать». Приподняв голову Гизурин увидел падающие пустые гильзы. – «Перезаряжает». – он инстинктивно пополз в сторону оставляя за собой кровавый след. – Не уползешь, – донеслось до него, щелчок затвора заставил остановится. – Сначала меня, – услышал Анатолий Анатольевич, как будто знакомый голос.
– Уйди, – приказывал стрелявший.
– Стреляй в меня, – повторил знакомый голос.
Тишина нарушаемая кукованием кукушки повисла в воздухе…
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… – считал Анатолий Анатольевич лежа на земле. – «А почему молчит еще один?» – неожиданно спросил себя Гизурин. – «Почему он молчит? » – эта казалось бы несвоевременная мысль ворвалась в круговорот событий и подавила все только что пережитое им. Воскресшие злые призраки прошлых лет вновь взяли свое, заставляя по крупицам восстанавливать в памяти то, от чего Анатолий Анатольевич бежал, лишь бы забыть и никогда не вспоминать и еще раз не пережить произошедшее с ним. Так бывает что преодолев очень сложный период жизни, человек меняется и часто не в лучшую сторону. Когда другие смотря на его поступки, хватаются за голову и потерянно вопрошают, -« Как так можно?» и « Куда им?» Адресаты их ненависти, движимые лишь одним им ведомыми стимулами, не озираясь ни на кого смело действуют. Так вышло что мысль – « А почему он молчит?» была последней каплей переполнившая чашу происходивших с Анатолием Анатольевичем переживаний за последнее время. Чашу прорвало… Чувство апатии и безразличия к себе овладело им, когда высокий человек в балаклаве подошел к лежащему Гизурину, тот медленно встал с земли, отряхнулся и смело взглянув ему в глаза сказал:
– Вот он, – Гизурин указал на третьего человека стоящего чуть в стороне. – Почему он молчит? – прохрипел Анатолий Анатольевич. – Молчат, а потом в петлю лезут. Отец у меня повесился, прихожу домой, а он висит. Ты знаешь длинный что мужики у нас в стране любят это дело, первые в мире, первые бл.ть! Живут, работают, а потом без вопросов в петлю. Какая разница помрешь ты пытаясь вырваться из своего гнусного мира, или удавишься? Так нет, предпочитают не шуметь, из серой массы боятся выделится даже когда мрут, почему так? Кто им так внушил? Где их так выучили? Я так как они жить, а затем от безнадеги в петлю лезть не буду, я пошумлю как смогу, а там посмотрим… –Он вытер грязным рукавом кровь с лица медленно стекавшую ручейками с темени. – А как я могу? Да как мать природа создала, – он обвел вокруг руками. – Вот ты говоришь я инженера убил, так он тогда уже пить начинал. Кругом все рушится, а он пьет, навсегда запомню его похмельный безвольный взгляд интеллигента, ничего бы он не изменил, процесс пошел, перемоло его. Да, хотел я ему помочь, но он сам все сделал, у бырыги спирт купил и траванулся. Следующий покрепче оказался, баянист хренов, такие сделать могут, но работать каждый день за них кто-то другой должен, а это бл.ть завод, а не баян, тут новую мелодию каждый день не подберешь, херачь прощание славянки пока не сдохнешь, тоже спился бы.
– Анатолий Анатольевич глубоко дыша на время замолчал оглядываясь по сторонам. – Ты посмотри красиво то как? – казалось эта фраза, была первой искренне сказанной им за последнее время. – Ты думаешь мне нравится в дерьме жить? Да я когда по городу еду, мне страшно становится, ничего и никого не боюсь, а тут жуть такая разбирает, аж выть хочется. Это что, тоже я виноват? Нет, нет…, -Гизурин замотал головой. – Я на все на это не подписывался, – затем он смело посмотрел в глаза высокому человеку в черном. – Да и ты гляжу, тоже. Чую – мы с тобой одного поля ягоды, и мы все решать будем, а не они, – он кивнул в сторону. – Только ты своим путем идешь, а я другим, и куда нас с тобой лихая выведет, никто не знает, сегодня я в яме, завтра ты. Уж лучше так, чем от безнадеги в петлю…– Гизурин отер кровь с лица. – Стреляй, – безразлично сказал он и закрыл глаза, в памяти еще раз возник тот страшный миг его жизни когда он студентом пятого курса московского университета зашел домой… через пару секунд раздался выстрел… Открыв глаза Анатолий Анатольевич увидел стреляющего с поднятым вверх револьвером и стоящего перед ним своего спасителя, затем стрелявший подошел вплотную к Гизурину.