– Гоша не надо, ну пожалуйста не надо.
Однако Гоше было плевать на все эти сантименты, сейчас в нем кипело и бушевало очень древнее чувство, сквозь пелену которого он видел только два препятствия у себя на пути к вожделенной цели – отец и сын. Один был устранен четким ударом в челюсть, второго он подавлял морально. Никто не знает на что надеялся после этого Гоша, но по другому он не хотел и не умел. Сейчас в нем стояло и сосредотачивалось все, начиная с его либидо, до его очень скромных умственных способностей.
– Ты тупой? – продолжал Гоша.
Даже для Коли в его очень затруднительном положении этот вопрос показался более чем смешным, учитывая то, от кого он исходил.
– А я тебе скажу кто ты – ты мужик, так вот- сиди мужик дома и не дергайся, знай свое место. Работаешь ты где Коля?
– Сторожем, – ответил Коля.
– А кредит у тебя есть?
– Есть.
– На что ты Коля кредит брал? – как бы участливо спросил Гоша.
– На телевизор.
– Так вот Коля, иди возьми за сиську свою бабу, включи свой телевизор и чтобы я тебя не видел и не слышал, я тут сам разберусь, – он кивнул в сторону молодого человека, уже пытавшегося подняться с земли..– Подумай Коля, как ты кредит отдавать будешь, если я сейчас тебя немного покалечу, а быть может ты застрахован? – он начал весело напевать песню с окончанием на .уй.
– Нет, – ответил Коля.
– Ну так тебе сам бог велел дома сидеть, ты в бога веришь?
– Не знаю,– пожав плечами, сказал Коля.
– Ты что, за последние пять минут не стал верующим? – удивленно спросил Гоша.
– Да я как-то… комсомолец вроде был.
Гоша напряг лобные мышцы и сделал задумчивое лицо которое шло вразрез с общей его физиономией и физиологией , после короткой паузы он продолжил:
– Так вот мужик-комсомолец Коля, до трех считаю и тебя не наблюдаю; о даже в стихах тебе объяснил, – Гоша поднял указательный палец вверх и усмехнулся.– Не успеешь сам виноват, – он разжал кулак на воротнике Коли, выпрямив эту же руку растопырив пятерню, и стал медленно считать загибая пальцы другой рукой. – Раз, – Коля стоял не шелохнувшись. – Два, – глаза Гоши стали потихоньку вылезать из орбит. – Три, – он почему-то загнул четвертый палец, опустил руку и часто задышав уставился на Колю.
Сложно сказать, что происходило у шестидесятипятилетнего Николая из семьи потомственных рабочих приехавшего сюда из далекого края работать на вновь построенный завод. В двух строчках не перескажешь все чувства человека, которому в детстве рисовали светлую картину победившего коммунизма, что на деле было подкрепляемо небывалым подъемом промышленности, расцветом науки и общим развитием страны. Все сопровождалось как ему казалось, всеобщим воодушевлением и верой во что-то светлое и пока ему не понятное но точно существующее – лучшее будущее. Из семьи рабочих, он с детства отличался скромностью и честностью. Когда многие из его окружения системно несли с завода по крупному и не очень, его мучила совесть за десяток гаек вынесенным им с завода по большой необходимости. Иногда он поражался сам себе, и успокаивая себя говорил –« они никому не нужны, их пропажи никто не заметит», – но на душе у него в этот момент было очень скверно. Зато преодолев очередной соблазн поживится за казенный счет, он щедро вознаграждал сам себя тем, что чувствовал себя в такие моменты чуточку выше остальных, и вообще всего сущего на земле. Его свойства характера не понимали многие, включая его жену, которая отчасти справедливо корила его, что он в свое время не сделал то, что нужно было сделать, и не взял того, что можно было взять без нарушения его душевного спокойствия – честным путем. Результатом была жизнь в разваливающемся бараке с общим туалетом на улице и нищенском существовании. До поры до времени вся эта мелочь не тревожила Николая, так как он еще с юности был заряжен такой дозой – «светлого будущего» , осознанием своей правоты и верой в разум человека, что не взирая на очень сложные постперестроечные времена, его сил почти хватило до шестидесятипятилетнего юбилея.
Работая в советское время на местном заводе обычным слесарем, еще одной отличительной чертой Николая было то, что его умственные способности на порядок превосходили умственные способности тех людей, которые им руководили, но сам он не вдавался в рассуждения, считая что не его ума дело сомневаться в правильности их решений. Он искренне радовался небольшой премии, которую ему начисляли в случае удачного внедрения поданного им очередного рационализаторского предложения, которое позволяло сэкономить много времени и денег. Войдя во вкус, он начал засыпать ими начальство, но со временем те почему-то очень скептично стали относится к его творческому подходу, если не сказать – враждебно. Коля искренне недоумевал- почему его предложение, которое позволяло бы освободить людей от ручного труда и автоматизировать процесс, воспринимается ими с таким недоверием? Они смотрели на него стеклянными глазами беспрестанно хлопая ресницами, и отводя взгляд приводили бесконечные причины и проблемы, которые не позволят реализовать предлагаемое им новшество. Дело дошло до главного инженера завода, которым тогда работал Сергей – муж Раисы Павловны, который вызвал Николая поговорить о сложившийся ситуации. Войдя в его кабинет и поздоровавшись, он заметил что главный инженер ответив на приветствие, также стыдливо отводил взгляд стараясь не смотреть ему в глаза, затем он пригласил его присесть, а сам встав и расхаживая по кабинету сказал то, что Коле с его искренне- доверчивым восприятием этого мира, по началу показалось абсурдным, а затем прикинув и оценив все трезво и обдуманно, он пришел в некий ужас от происходящего, и с тех пор стал часто появляться дома пьяным.