− Дуреха ты, − сварливо цокнул языком карлик и беззлобно продолжил. − Только и умеешь, что желания шарику загадывать, чтобы он все за тебя сделал.
− Ну, ладно вам, − засмеялась я, − если бы я не попросила его сделать так, чтобы вы свернули этот дурацкий проект, сами знаете, что случилось бы.
− Ты думаешь, в это заслуга шара? Без него у тебя не получилось бы нас убедить? – он многозначительно посмотрел на меня, и, не дожидаясь ответа, продолжил. − Кстати, от него было решено избавиться. Это крайне опасный и сильный артефакт. И раз даже в условиях лаборатории мы не смогли обеспечить его изоляцию от посторонних, − ученый усмехнулся, сверкнув на меня своими черными глазками-бусинками, − мы отвезли его на специальный полигон, где теперь он будет храниться.
Я хмыкнула.
− А тела вы тоже на полигон повезете? – поинтересовалась я.
Как раз в этом момент один из рабочих катил в мою сторону тележку с погруженным на нее аквариумом.
− Да, но не сразу, ведь их очень много. Будем уничтожать их там постепенно.
Парень с тележкой двигался спиной вперед, и поэтому совсем не видел, куда он ее катит. Его траектория движения четко метила в меня, и я попыталась отпрянуть, чтобы не быть раздавленной, но все равно не успела. В ожидании удара я зажмурилась. Раздался стук, но за ним ничего не последовало.
Открыв глаза, я обернулась. Парень продолжал двигаться так, как будто вместе со своим аквариумом прошел сквозь меня. А в аквариуме у него, между прочим, плескалась вторая я, грустно пускающая ртом пузыри.
Тут же я услышала тихий голос Ти-Жана-Педро:
− Милая… да тебя… почти совсем не осталось.
Я посмотрела на свои ладони и ахнула: сквозь них отчетливо просвечивался пол, а на полу валялся мой костыль, падение которого и вызвало этот стук.
− Холодно, − прошептала я одеревеневшими губами.
К нам подбежал неизвестно откуда взявшийся Самеди. Он попытался усадить меня на пол, чтобы дать прислониться к одному из оставшихся аквариумов, но тщетно ̶ его руки проходили сквозь мое тело. Увидев, что меня колотит крупной дрожью, он содрал с себя белый халат и попытался укрыть мои плечи, но и эта попытка провалилась. Конечностей я уже не чувствовала, но поняла, что ступни оторвались от пола. Так мое тело и зависло – пока еще не там, но уже не здесь.
− Ты, главное, не бойся, − прошептал Самеди.
− Все будет хорошо, − заверил Жан-Педро.
А я и не боялась. И верила, что все будет, непременно, хорошо. А как может быть плохо, если больше не будет вообще ничего?
Но только со мной. С ними же будет по-всякому, и плохо, и хорошо – это удел всех живых. А они все, в отличие от меня, останутся жить. Будут и дальше смотреть на свои разноцветные солнца, кто-то щурясь, а кто-то во все глаза, выжигая на сетчатке черные колодцы пятен.
Такова моя жертва. Я уже сделала выбор и отнесла на эту Голгофу свою молодость, надежду и радость, которые, как оказалось, даже и не существовали по-настоящему. Все началось с посмертной пыли, ей же и закончится – запылится та дорога, по которой я уйду.
Ну, ничего. Я останусь жить в других мирах, ведь таких как я – бесконечность!
Мультивселенная тогда на нас не обижается, когда мы не лезем в ее дела. Эй, ты слышишь меня? Я сделала все так, как ты хотела?..
***
И мерещились ей снежные завихрения, сине-белые изразцы, цыганки в цветастых юбках, ржание карусельных лошадей и еще много других чудес. Небытие оказалось куда живее, чем она предполагала.
Эпилог
Лазарь Полуночник – некогда именитый частный сыщик, а теперь – всего лишь скромный ловец хорьков на Хорьей фабрике, вышел из своего дома, расположенного в стволе огромного старого дерева. Он с женой переехал сюда совсем недавно – сразу, как только устроился ловцом, чтобы быть поближе к лесу, где ему приходилось проводить весь свой рабочий день. Нужно было снабжать фабрику новыми особями, чтобы улучшать родословную молодого поколения хорьков, ведь когда они начинают спариваться со своими родственниками, потомство получается слабым.
Каждое утро выходить приходилось затемно, но Лазаря это ничуть не тяготило. «Недаром же я Полуночник, − шутил он, − в темноте вижу, как в полдень».
Дверь за новоиспеченным ловцом захлопнулась, и он, стоя на крыльце, обернулся. Выйдет или нет?
Несколько томительных секунд ожидания – и створка все-таки распахнулась, выпустив в ночную тьму добрую горсть света. Как он и ожидал, Ева вышла его проводить. Она тоже вставала вместе с ним раньше рассвета и уже начинала хлопотать по хозяйству. Сперва жизнь в этом диком месте для нее, привыкшей к роскоши, была крайне непривычной, но она справилась, и теперь воспринимала лес как родную стихию.