Но особенно Рисаль отдыхает душой на заседании «Академии испанской литературы» и выносит на суд «академиков» свои стихотворения. На первых порах это произведения на темы испанской истории. Но в 1879 году Рисаль представляет стихотворение «Образованием славится родина». О религии здесь он не говорит ни слова и поет вдохновенный гимн образованию, которое ценно само по себе, оно «поднимает родину на высоту», оно есть «само дыхание жизни», оно «смягчает варварские нации /И из дикарей делает чемпионов», оно — благотворный бальзам, и если оно проникнет повсюду, «увидят правители и господа/ благородный народ».
Здесь Рисаль впервые высказывает мысль, что только образование, просвещение (а не религия, как подобало бы сказать верному ученику иезуитов) несет освобождение народу. Мысль эта в конечном счете восходит к просветителям и сводится к вере в силу Разума, свет которого надо донести до всех, и тогда наступит всеобщее благоденствие. Только образование, считает Рисаль, возвышает людей, обеспечивает господство законности, уничтожает произвол. Будучи типичным илюстрадо, Рисаль твердо верит, что стремление к прогрессу — неотъемлемое «естественное право» индивидов и народов, а сущность и источник общественного прогресса для него сводятся к просвещению, к совершенствованию личности. Здесь он выступает как провозвестник новой морали, буржуазной по своему классовому характеру. Отсюда его позднейшие требования реформ в сфере образования, преувеличение роли просвещения. Естественно, взгляды эти ограниченны и не свидетельствуют о понимании подлинных движущих сил истории. Но они были присущи не только Рисалю и не только филиппинской интеллигенции — в то время их пропагандируют во многих странах Востока.
Нельзя не заметить, что в стихотворении Рисаль все еще разделяет убеждение в отсталости и даже дикости филиппинцев, — это явно они отнесены к «дикарям» и к «варварским нациям», это им предстоит подняться «на высоту» при помощи образования. И все это только для того, чтобы «правители и господа» (то есть испанцы) увидели, что и они достойны человеческого обращения. Здесь еще нет понимания отдельности исторических судеб Испании и Филиппин. Мысль о том, что филиппинцы не испанцы, при всей ее сегодняшней очевидности в свое время прозвучит как откровение. Впервые ее выскажет именно Рисаль, в чем его великая заслуга, но выскажет он ее вопреки мнению некоторых рисалеведов не в этом стихотворении.
Рисаль как поэт чувствует в себе такие силы, что в том же году решает не ограничиваться узким кружком любителей поэзии в Атенео, а отдать свои творения на суд широкой читающей публики. В Маниле существует «Лицей искусства и литературы» — общество, объединяющее любителей музыки, живописи, скульптуры и изящной словесности. Тон в нем задают испанцы, но иногда к участию в конкурсах допускаются «туземцы и метисы». Рисаль, одержимый идеей доказать равенство филиппинцев с испанцами, представляет на конкурс стихотворение «Филиппинской молодежи». Стихотворение представлено под девизом «Расти, о робкий цветок!» и подписано: «туземец». Это первое стихотворение Рисаля, вошедшее в золотой фонд испаноязычной филиппинской поэзии. Его достоинства высоко оценивает жюри конкурса, присудившее первую премию — серебряное перо — «туземцу». Стихотворение обращено к молодежи, призванной принести идеи разума родине:
Рисаль призывает молодежь искать славу в искусствах: поэзии, музыке, ваянии — и тем возвысить Филиппины. Причем это возвышение все еще мыслится им в рамках испанского культурного мира: успехи в деле просвещения нужны исключительно для того, чтобы добиться почетного места в этом мире, ибо он — тот мегасоциум, в котором, по мысли Рисаля, должны обретаться Филиппины.
Итак, Испания — все еще «мать-Испания». Но если это так, чему тогда уподобить Филиппины? Только ее дочери, юной девушке. Начиная с этого стихотворения родная страна в филиппинской поэзии уподобляется прекрасной невесте. Не родина-мать, как во многих странах, но родина — юная и прекрасная невеста — вот образ, введенный в филиппинскую поэзию Рисалем и сохранившийся в ней до сих пор. Испания давно уже не воспринимается как любящая мать (этому способствовали позднейшие работы самого Рисаля), но возникший в сопоставлении с ней образ «прекрасных Филиппин», «нежной невесты» так и закрепился в художественной традиции Филиппин. Родина, страна, нация — для филиппинцев эти понятия сложились совсем недавно, при жизни Рисаля, это он наполнил их сохранившимся до наших дней содержанием; в них еще чувствуется юность, свежесть: отсюда постоянное в филиппинской поэзии (и даже в политическом лексиконе) уподобление родины возлюбленной, честь которой надо защищать, как защищают честь невесты.
Следует остановиться на значении слова «родина» (patria) в словоупотреблении Рисаля. На первый взгляд оно относится исключительно к Филиппинам, но дело тут гораздо сложнее. В испанском языке слово patria имеет два значения: родина в широком смысле, как родная страна (для ее обозначения испанцы пользуются также словосочетанием patria grande — «большая родина»), и родина как место рождения — деревня, город, какое-то ограниченное пространство не больше провинции (ее испанцы обозначают словосочетанием patria chica — «малая родина»)[9]. Для андалусца, галисийца, каталонца Андалусия, Галисия, Каталония — малая родина, вся Испания — большая родина. Так и Рисаль все еще считает Филиппины своей малой родиной, большой родиной для него по-прежнему остается Испания.
Но и это большой шаг вперед: ведь испанцы, и прежде всего монахи, вообще отказывались видеть в «индейцах» людей. Призыв Рисаля к молодежи услышан, стихотворение сразу выдвигает его в число известных в Маниле лиц. И естественно, настораживает доминиканцев: при всей их косности они отлично понимают, что юный поэт зовет молодежь вперед, непростительно умалчивая о религии. Словом, он дает ответ на вопрос: «Что делать дальше?», вставший после казни Гомеса, Бургоса и Саморы, и ответ гласит: «Учиться и учить других, служить Филиппинам». Это уже программа действий, пусть пока нечетко сформулированная (ибо неясно, во имя чего служить), и в ходе осуществления этой программы откроются новые горизонты, будут получены более радикальные решения.
Примечательно, что все стихотворения этого периода насквозь риторичны, они представляют собой пламенный призыв, который должен увлечь, а не просто создать определенное душевное настроение, как в «спокойной», элегической лирике. Можно даже сказать, что они — ритмизированная и рифмованная ораторская речь; они стоят где-то на грани собственно поэзии и ораторского искусства — грани, которая в филиппинской культурной традиции далеко не так ощутима, как в европейской (хотя в античности эта грань тоже была выражена нечетко). Цель поэзии Рисаля — не успокаивать сердца, но побуждать к действию.
Усиленные занятия поэзией оставляют мало времени для учебы. Не только поэзия отвлекает Рисаля от учебы, но и дела сердечные. К этому времени относятся его записи о первой любви. Тут надо иметь в виду, что высшее филиппинское общество, к которому принадлежит семейство Меркадо, строгостью нравов чуть ли не превосходит викторианскую Англию. Но всякая строгость такого рода имеет свою оборотную сторону. На Филиппинах строгость нравов причудливо сочетается с традиционной доиспанской половой моралью. С одной стороны, законные, основанные на церковном браке отношения мужа и жены полагаются священными. Брак — дело весьма серьезное, он нерасторжим. Его заключению предшествует длительный период ухаживания, причем девушка нигде не может появиться без дуэньи и уж никоим образом не может остаться с избранником сердца наедине. Такой кодекс поведения сложился под влиянием испанских понятий о чести и идеале рыцарской любви[10].
9
Академик В. В. Виноградов отмечает сходное различение в языке Пушкина слов «отечество» (в смысле «большая родина») и «родина» (в смысле «малая родина»). Совершенно парадоксально воспринимали соотношение Филиппин и Испании азиатские соседи Филиппин. По свидетельству такого авторитета, как Сунь Ятсен, китайские эмигранты называли Испанию словом «Лусон». На деле же Лусон — это один из островов архипелага Южных морей. Он наиболее близок к Китаю, и название его хорошо было известно китайцам, поскольку китайские мореплаватели постоянно посещали этот остров. Когда Лусон был захвачен испанцами, приезжавшие туда китайцы стали и их называть лусонцами… Когда же китайцы узнали, что у этих «лусонцев» есть родина, с которой они все прибыли, они стали именовать Испанию «Большим Лусоном», а остров — «Малым Лусоном».
10
Этот идеал сказался на филиппинской литературе, особенно на любовной лирике, в том числе и на лирике самого Рисаля. В конечном счете он восходит к испанскому варианту куртуазной рыцарской любви, культу служения даме, очищения возлюбленного страданием. Испанский вариант этого культа отличается — по сравнению, скажем, с провансальской поэзией — большей целомудренностью: если в провансальской поэзии достижению цели обычно мешает муж или другой любовник, то в испанской — родители возлюбленной, разница в статусах, обет уйти в монастырь и т. п. Отметим, что в реальной жизни любовные коллизии филиппинцев переживаются и разрешаются далеко не так, как это описывается в их любовной лирике. Идеал служения даме, ее культ проникли в филиппинскую литературу, но там и остались, в жизненную установку они не превратились, во всяком случае, в среде простого народа.