Поездка в Дрезден преследует не только туристские цели. Осуществляя свой замысел — привлечь европейских ученых к борьбе за «филиппинское дело», Рисаль запасся рекомендательным письмом Блюментритта к Адольфу Бернгарду Мейеру, ученому с мировым именем, директору знаменитого Дрезденского этнографического музея. В первый день почтенный доктор не смог принять посетителя (это больно ударяет по самолюбию Рисаля), и они договариваются о встрече на следующий день. За несколько лет до того А. Б. Мейер совершил путешествие по Филиппинам и вывез для своего музея предметы, обнаруженные в захоронениях. Он спрашивает гостя об их назначении, а гость пока ничего не может ответить, что немало его смущает. Рисаль понимает, что его знаний недостаточно, что ему еще многому надо научиться, чтобы на равных говорить с именитым этнографом. Но кое-что он все же знает и излагает свои соображения, весьма дельные. Покоренный профессор тут же рекомендует молодого человека с азиатскими чертами лица в члены Берлинского этнографического общества, самого известного в Европе того времени.
По возвращении Рисаль решает попытать счастья с изданием романа в Берлине и первого ноября 1886 года покидает Лейпциг. В Берлине работают крупнейшие немецкие ученые, и Рисаль обязательно должен встретиться с ними. Экспансивный Блюментритт уверяет, что ученые в Берлине будут счастливы познакомиться с ним, и снабжает рекомендательными письмами к Феодору Ягору, известному путешественнику, побывавшему на Филиппинах и написавшему книгу о них, и к другой европейской знаменитости — антропологу Рудольфу Вирхову. Рисаль, задетый холодным — так ему показалось — приемом при первой встрече с А. Б. Мейером, никак не может собраться с духом: по филиппинским обычаям, верным приверженцем которых Рисаль остается, несмотря на свой европейский лоск, явиться к незнакомым людям просто невозможно — ведь и визит к герру Мейеру доказал это. Блюментритт сгоряча предлагает своему новому другу самому представиться обеим знаменитостям. Рисаль категорически отказывается: «Я не могу нанести визит гг. Ягору и Вирхову, ибо я не знаю их и мне нечего сказать или преподнести нм». Блюментритт отвечает: «Жаль, что вы не собираетесь нанести визит Ягору и Вирхову. Эти господа приняли бы вас хорошо, они большие друзья Филиппин и филиппинцев. Если вы измените свое намерение, я предупрежу их о вашем визите. Они могут во многом помочь вашим занятиям». И все же Рисаль представляется Ягору только месяц спустя, но не в одиночку, а в качестве переводчика при сыне испанского министра Морета, хотя уже располагает рекомендательными письмами Блюментритта.
Именитый профессор в восторге от знакомства и приглашает Рисаля на заседание Берлинского географического общества, где Рисаля торжественно принимают в члены этого авторитетного собрания ученых и приглашают на ежемесячный обед. За столом его соседом оказывается Рудольф Вирхов, и между ними завязывается оживленная беседа. Вирхов заявляет, что его привлекает череп Рисаля и что он хотел бы иметь его в своей коллекции (шутка допустимая, видимо, только в кругу антропологов и медиков). Рисаль охотно откликается — он готов пожертвовать головой ради науки. Все смеются, всем весело. Но Вирхов вполне серьезно экзаменует его и, довольный результатами, рекомендует в члены Берлинского антропологического общества. Итак, двадцатишестилетний Рисаль становится членом лучших научных обществ Европы. По традиции он должен сделать научное сообщение — войти в эту избранную среду не так-то просто. И Рисаль представляет доклад о тагальском стихосложении. Стиховая организация в докладе разобрана настолько тщательно, с такой немецкой основательностью, что и поныне все работы по тагальской поэтике основываются на этом докладе Рисаля.
Внимание крупнейших ученых Европы льстит Рисалю, наполняя его гордостью — и за себя, и за Филиппины. В науке он добился того, чего Луна и Идальго добились в живописи, — европейского признания. Но гордость гордостью, а надо как-то жить, впереди холодная и суровая зима, а денег совсем нет. Всегда стремящийся устроиться с максимальным комфортом, Рисаль вынужден считать каждый пфенниг. На завтрак — стакан воды, на обед — картофель (этот европейский овощ ему изрядно надоел, он тоскует по рису), на ужин — тот же картофель и легкая закуска. От мяса приходится отказаться вовсе. И при такой диете он все же ревностно посещает спортивную школу, причем на сей раз увлекается тяжелой атлетикой, требующей совсем иного режима питания. А еще он продолжает заниматься офтальмологией в берлинских клиниках и, чтобы подработать, нанимается корректором в издательство, выпускающее немецко-испанский разговорник. Организм не выносит перегрузок, Рисаль начинает подозревать, что у него туберкулез, страшная для филиппинцев болезнь (даже в последней четверти XX века туберкулез — «убийца номер 1» на Филиппинах).
На помощь приходит соотечественник Максймо Виола, с которым они еще в Барселоне вместе учили немецкий язык. Виола приезжает в Берлин в начале декабря. Рисаль не может встретить его — он настолько ослабел, что поездка на вокзал ему не под силу. Виола спешит к Рисалю, тщательно осматривает его и находит, что у него только истощение. Рисаль поначалу не верит другу, но скоро нормальное питание — Виола, человек состоятельный, берет на себя все расходы — восстанавливает его силы. Мрачные мысли оставляют Рисаля.
И тут еще одна неприятность: Рисаля вызывают в полицию и требуют предъявить паспорт. А паспорта у него нет — в Европе до первой мировой войны они практически не были нужны, а визы были еще неизвестны. Рисалю дают четыре дня на выправление паспорта. В испанской миссии в Берлине обещают помочь (Рисаль вынужден был ходить туда 11 раз!), но потом заявляют, что такими полномочиями не обладают. Рисаль идет к начальнику полицейской службы Берлина. Тот предупреждает, что в таком случае он вынужден будет выслать Рисаля из Германии, объясняет это тем, что — «герр Рисаль посещает города и деревни, в том числе маленькие и незначительные, везде останавливается на довольно долгое время и устанавливает знакомства с местными жителями. Правительство на основании проведенного расследования и информации, полученной из разных полицейских участков, вынуждено истолковать подобную деятельность герра Рисаля как акты шпионажа в пользу правительства Франции». В то время отношения Германии с Францией вновь обостряются из-за Эльзаса и Лотарингии, и подобное обвинение не шутка. С великим трудом Рисаль доказывает, что никакой он не шпион — он всего лишь студент, знакомится с так полюбившейся ему Германией. После перепроверки его оставляют в покое, но Рисаль огорчен.
Виола старается утешить друга и предлагает заем для издания романа Рисаля. Четверть века спустя Виола напишет свои воспоминания, в которых будут такие строки: «Мы ходили по разным типографиям в поисках самой дешевой, и я настаивал на оплате расходов по печатанию романа без всяких условий, но его щепетильность всякий раз заставляла его находить отговорки… В конце концов моя настойчивость и бескорыстие преодолели сопротивление Рисаля… Так началось печатание 2000 экземпляров за триста песо. Когда роман был отпечатан, он подарил мне гранки романа и перо или одно из перьев, которым он писал роман. Вспомнив о своих друзьях в Европе, он разослал каждому по экземпляру. Как бы предваряя свое возвращение на Филиппины, Рисаль послал один экземпляр его высокопревосходительству капитан-генералу Филиппин, а другой — его — высокопреосвященству кардиналу Манилы. В ответ на мои возражения против столь опрометчивого поступка по отношению к упомянутым лицам Рисаль лишь улыбнулся вольтеровской улыбкой». Появление этой книги ознаменовало начало новой эпохи в филиппинской литературе, в истории филиппинской общественной мысли и национально-освободительного движения.
Некоторые литературоведы различают два вида словесного искусства. Первый из них условно можно назвать «классическим» — для него характерна сознательность и разумность в выборе и употреблении слов, «вещественно-логический» принцип построения: «элемент смысла» управляет сложением произведения. «Классический тип» словесного искусства объективно учитывает свойства материала, тяготеет к традиции, канону; художник слова здесь выступает как «мастер», знающий и учитывающий свойства материала, а из смежных искусств предпочтение отдается пространственным (прежде всего живописи). В противоположность «классическому» «романтический тип» словесного искусства характеризуется преобладанием эмоциональной и напевной стихии, желанием воздействовать скорее звуком, чем смыслом, вызвать определенное настроение, то есть до известной степени смутные и неопределенные лирические переживания, взволновать душу воспринимающего. Для «романтическое го типа» характерен не столько учет и использование материала, сколько его преодоление, тяга к новаторству; художник слова здесь выступает как пророк, а из смежных искусств предпочтение отдается временным (прежде всего музыке).