Рисаль и сам склоняется к решительным методам борьбы. В одном из писем (сохранилось лишь частично, но, судя по тому, что написано на тагальском языке, предназначается оно соотечественникам): «Не надо обманывать себя. Помочь делу мы можем только своей жизнью, в своей стране. Вся ошибка в том, что мы думаем, будто можно помочь ей издалека. Пора приблизить лекарство к больному. Поле битвы — Филиппины, и там мы должны сойтись». О том же он пишет Блюментритту: «Борьба теперь идет не в Мадриде». Блюментритт сразу делает вывод: если не в Мадриде, значит, на Филиппинах, а если на Филиппинах, значит, насильственными, революционными методами. Он тревожится за своего друга и дает совет: «Я хотел бы, чтобы печатались небольшие памфлеты на филиппинских языках, которые насаждали бы в массах человеческое достоинство, вселяли бы в них любовь к своему народу, к свободе, к образованию». Не так давно Рисаль и сам стремился к чему-то подобному. Но сейчас он уже мыслит по-другому. Как уже не раз бывало, он не принимает совета своего австрийского друга. «Даже если бы все газеты, — отвечает он, — если бы вся литература кричала о наших правах, то и тогда, мне кажется, это было бы впустую. Я обращаю взор в другую сторону. Чего мы добились кампанией «Ла Солидаридад», кроме вейлериады (то есть бесчинств генерал-губернатора Бейлера. — И. П.) и трагедии Каламбы? Мне кажется, что споры с правительством — пустая трата времени».
Куда же Рисаль «обращает взор»? Безусловно, на Филиппины, но думает он не о «маленьких памфлетах», которыми призывает ограничиться Блюментритт, а о создании новой организации. Называется она «Филиппинская лига». Устав Лиги Рисаль написал еще в конце 1891 года, а в январе 1892 года печатает его и отсылает в Манилу видным деятелям пропаганды, прежде всего — рисалистам из реорганизованного комитета. Цели Лиги таковы:
1. Объединение всего архипелага в сплоченное, мощное, единое целое.
2. Взаимная помощь в беде и нужде.
3. Защита против насилия и справедливости.
4. Развитие образования, сельского хозяйства и торговли.
5. Изучение и проведение реформ.
Казалось бы, куда умереннее? Но для достижения этих целей Рисаль намерен создать тайную организацию, охватывающую всю страну. Иерархическая сеть советов (народные советы подчинялись провинциальным, провинциальные — Верховному) должна стать структурой политической организации, основанной отчасти на масонских принципах. Каждый член Лиги должен: 2) слепо и беспрекословно выполнять все приказы главы совета; 3) сообщать фискалу своего совета обо всем, что он увидит или услышит, имеющем отношение к «Филиппинской лиге»; 4) хранить в строгой тайне все решения совета… 7) при вступлении в Лигу каждый должен принимать кличку». Требования устава явно не столь невинны, как цели Лиги.
Лига, разверни она свою деятельность, могла бы превратиться в организацию типа политической партии, и партия эта сыграла бы важную роль в росте политического сознания масс, в конечном счете — не исключено — в завоевании независимости. Но как раз этого и не происходит, о чем ниже.
Есть на ней и отпечаток масонства, как и на всем движении пропаганды. Филиппинские илюстрадос, да и рядовые филиппинцы, питают к нему явное пристрастие. Одна из причин этого — склонность к театральности, карнавалу: филиппинцам чрезвычайно импонируют внешние атрибуты масонства — знаки, символы, клички, тайные сборища лож. В 1890 году создается филиппинская ложа «Ла Солидаридад» (в нее входит и Рисаль) — ответвление испанской ложи «Гран Ориенте Эспаньолы», существующей по сей день и по сей день тесно связанной с филиппинскими масонами.
Сам Рисаль не придает масонству особого значения. Главное для него — борьба за дело Филиппин; если масонство может помочь в этой борьбе, он готов допустить его, но при условии подчинения интересам борьбы. Рисаль вступил в масоны давно, скорее всего еще в 1883 году, во время первой поездки в Париж. По ступеням посвящения он восходит крайне медленно и поднимается всего до третьей ступени, тогда как его соратники достигают тридцать третьей ступени. Свою масонскую кличку Димасаланг он использует как один из псевдонимов.
Уже в 1892 году Рисаль считает, что масонство скорее препятствует борьбе филиппинцев за освобождение, чем способствует ей, и высказывается прямо против масонства. Дель Пилар в одном из писем перечисляет свои разногласия с Рисалем, но указывает, что сходится с ним в одном: «Масонство на полуострове (то есть в Испании. — И. П.) для нас есть средство пропаганды. Но если масоны там (на Филиппинах. — И. П.) пытаются превратить масонство в орудие для достижения наших идеалов, они очень ошибаются. Нужна особая организация, посвященная филиппинскому делу, хотя некоторые из ее членов могут быть масонами, важно, чтобы она не зависела от масонства. Кажется, именно это пытается осуществить Ф. Л.». «Ф. Л.» — это, несомненно, «Филиппинская лига». Итак, даже противник Рисаля признает, что Лига — не масонская организация, хотя налет масонства на ней есть.
Положительные отзывы о пока еще не созданной Лиге (есть устав, но нет организации) побуждают Рисаля пересмотреть свое отношение к газете «Ла Солидаридад», и он подумывает о возобновлении сотрудничества с ней, хотя незадолго перед этим клятвенно уверял, что не напишет в газету ни строчки. Теперь же он решает поместить в ней статью о столь лелеемом им проекте колонизации Северного Борнео.
Но он так и не посылает уже готовый материал, потому что за несколько дней до отплытия почтового парохода получает от Басы очередной номер газеты, в которой он когда-то столь активно сотрудничал. Он и сейчас с меланхоличной грустью тщательно прочитывает каждый номер от корки до корки. И на первой же странице своей газеты видит статью «Трехгрошовые спасители». Он начинает читать и меняется в лице. Статья эта дает наглядное представление о нравах филиппинской эмиграции и о приемах борьбы за руководство.
Действие ее происходит в мифическом городе Вильяилуса, то есть в Городе иллюзий, население которого страдает от Дурного правления.
«И был среди них некто, более отважный, чем все прочие, который, поверив, что он призван богом, с великими трудами утвердил себя учителем и, возвысив голос и помазав себя наподобие апостола из Евангелия, так обратился к угнетенному народу, вещая почти апокалипсически:
— Да знаете ли вы, что жалобы — удел слабых? Да как вы можете и дальше терпеть рабство, унижающее вас?.. Вот я даю вам скрижали Закона, вот ваши права: «Не хотим, чтобы вы правили нами!» Вот ваш боевой клич против власть имущих! К оружию! К борьбе! К смерти!
Так он вещал и, сойдя с подмостков, служивших ему рострами, стал в позу трагического отчуждения, скрестив руки на груди на манер Наполеона.
— Но, прекрасный сеньор, — попытался возразить какой-то бродяга, похожий на страдающего похмельем философа, — что толку в скрижалях, если народ их не понимает и если, помимо того, у нас нет хотя бы одного плохонького мушкета?
— Что ты там бормочешь, несчастный? Какие могут быть возражения? Деньги? В них нет нужды. Сердце и меч — вот в чем секрет. Какой ты патриот? Пресса? Написано уже достаточно, больше нечего ждать ни от губернатора, ни от алькальда, ни от священника. Понял? А я разве мало делаю, произнося речи и ведя вас к битве? Сам-то я сражаться не буду, ибо жизнь моя священна, а миссия возвышенна. А когда вы победите, я, так и быть, возьму на себя труд управлять вами, а между декретами буду потчевать вас песнями и гимнами победы или романтическими и героическими историями. Нужны средства? Они упадут с неба, которое всегда благоволит правому делу, а нет — затяните потуже пояса. Оружие? Купите его. Военная организация? Создайте ее. Корабли? Доберетесь вплавь… Одежда? Ходите голыми. Врачи? Умирайте так, ибо этого требует патриотизм.