— Что ты творишь? — камнем прилетело ей в спину. «И кроме Хао, конечно же», — исправилась Нэмид и, на пару секунд прикрыв глаза, собираясь с силами, повернулась.
Нечитаемое лицо Асакуры исчертили резкие черные тени. Нэм вдруг вспомнила истории, что передавали о нем из уст в уста, а в них слишком часто говорилось, как демон, возродившийся в их племени, вот точно с таким хладнокровием на лице сжигал своих врагов до тла.
— И я клянусь, если ты сейчас сделаешь вид, что вчера ни в чем мне не признавалась, — добавил он, — я не посмотрю на то, что когда-то между нами было, и скормлю тебя Духу Огня.
— Даже не собиралась, — тихо проговорила Нэм, встречая стальной взгляд черных глаз напротив. Его угроза не произвела на нее должного впечатления, хотя еще совсем недавно у Нэмид от такого затряслись бы поджилки и подкосились ноги.
В коридоре послышались шаги и голоса — кажется, Калима и Силвы, — и тогда она, разглядев дверь заваленного подсобного помещения в десяти метрах, устремилась туда. Однако стоило ей лишь юркнуть в его темноту, как Хао оказался рядом и шагнул следом за ней. Оказавшись зажатой между дверью и твердым торсом Асакуры, Нэмид испуганно охнула и уперлась руками ему в грудь тщетной попытке отстраниться.
— Тише, — почти касаясь губами уха прошелестел он. - Ты же не хочешь, чтобы нас застукали в таком положении.
От звука его голоса по телу пронеслась волна мурашек, а сердце забухало так сильно, что Нэм даже не сомневалась — Хао чувствует это своей кожей. Темнота, прорезанная лишь узкой полоской света под дверью, скрыла ее покрасневшее от смущения лицо, однако частое, поверхностное дыхание она скрыть была не в силах.
Калим и Силва прошли мимо, но Асакура так и не отстранился, а Нэмид не шелохнулась. Каждый ее вдох чуть щекотал открытую полоску шеи, а жар ее напряженно вытянувшегося тела ощущался даже сквозь пончо. Хао только сейчас осознал, что прижимался к ней всё это время как чертов маньяк и делал это вовсе не потому, что ему и шагу назад не ступить.
— Признайся, Нэмид, — зашептал он, ведя приоткрытым ртом по линии скулы, — тебе ведь совсем не нужен Магна, — по щеке… — С той самой секунды, как наши глаза впервые встретились, — по подбородку… — ты хотела только меня.
Нэм рвано выдохнула, прикрывая глаза. Пульс стучал где-то в висках, кожа горела, и если бы спина не упиралась в дверь, ноги бы ее уже не держали. Разум кричал, что нужно бежать. Тело же таяло, как масло под раскаленным ножом.
— Я твой, — горячий шепот возле уха, — а ты моя, — губы коснулись виска. — Забудь о долге, — прикрытого века, — забудь о злых языках, — щеки, — забудь обо всём, что было, — и уголка рта. — Просто будь со мной.
Грудь Нэмид часто вздымалась. Хао слышал, как шумно она дышит, чувствовал, как она дрожит, и больше всего жалел, что не может видеть ее лица.
— Прости, — сдавленный всхлип почти физически ударил его по лицу. — Я не могу.
Дверная ручка скрипнула, свет из коридора вполз в помещение, а девушка, не глядя на него, выскользнула за дверь и сразу же ее захлопнула. Звук бегущих шагов стих, и Асакура вновь остался один. Впрочем, как и всегда.
========== 24. О родителях ==========
Говорят, что родителей не выбирают. Но и детей тоже, к сожалению.
Талантливый мистер Рипли (The Talented Mr. Ripley)
— Нэмид, — Канги в который раз за вечер остановился возле двери комнаты дочери и тихо поскребся в нее ногтями. — Не хочешь со мной говорить — ладно, я не лезу. Но, может, хотя бы поешь? Принести тебе чего-нибудь в комнату?
Нэм сглотнула ком в горле, громко шмыгнула носом и потерла всё ещё сырые глаза тыльной стороной ладони. Потолок, в который она глядела, лежа плашмя на кровати, в очередной раз подернулся слезной дымкой.
— Не надо, — голос прозвучал до того отвратительно гнусаво, что Нэмид не выдержала и, схватив салфетку с тумбочки, не слишком изящно высморкалась.
Канги выразил своё недовольство тихим бурчанием, однако настаивать не стал, за что она была ему безмерно благодарна. Как и за то, что он больше не предпринимал попыток к ней войти, ведь до этого Нэм уже запустила в него подушкой, когда он прибежал на ее удушающие всхлипы, а она совсем не хотела чувствовать себя еще более виноватой.
Чувство усталости надежно поселилось в ее измученном переживанием мозгу. Хао выпил ее до дна и не оставил ни капли. Когда-то смелая и решительная, Нэмид вся растворилась в нем, и его имя снова и снова повторялось в мыслях, как заевшая пластинка. Нэм была бы рада сказать, что так на нее влияет Хоши, но сегодня, когда он шептал ей те безумные слова, она слишком отчетливо ощущала, как всё её существо рвётся к нему и трепещет. А Хоши, как последний оплот здравого смысла, пытается ее удержать.
Отвергнув Хао, Нэмид будто наживую вырвала часть себя. Ей хотелось поддаться вперед и целовать, целовать его до исступления, пока рассудок окончательно ее не покинет. Это стало для нее поистине шокирующим откровением, ведь во всех внезапных приливах нежности Нэм привыкла винить свое первое воплощение, но теперь, оглядываясь назад, она уже совсем не была уверена, что источала свои претензии по нужному адресу. Да, Хоши любила его, и Нэм это знала, но вместе с тем та еще в первую встречу дала понять, что не собирается давать этим чувствам ход. Так что, если к Хао тянуло именно Нэмид? Что, если она, вопреки всему, что только можно, влюбилась в это… чудовище?
Резко сев на кровати, она схватилась руками за голову и взвыла, согнувшись пополам. Как такое могло произойти? В какой момент ее разум затуманился настолько, что она отринула все ужасы сказаний о Величайшем? Где затерялся тот миг, когда образы трех убитых шаманов перестали мучить ее при виде него? И почему она забыла тот священный ужас, что сковывал её тело, стоило Хао лишь мельком обратить на нее внимание?
Наверное, всё началось в день, когда Нэм пустила венок по реке. Тогда мысль о том, что Хао может быть её суженым, вызвала лишь смех с налетом неприязни, но даже сейчас она могла с фотографической точностью вспомнить, какими глазами он на нее смотрел и то, как уголки его рта чуть приподнимались в усмешке. С того вечера всё пошло наперекосяк. Асакура стал центральной фигурой ее жизни. Где бы она ни была, что бы ни делала, Нэмид везде натыкалась либо на него, либо на его отсутствие.
А что, если Хао стал ее наваждением гораздо раньше? Пусть их первая встреча, к которой они шли тысячу лет, и походила на случайное столкновение двух незнакомцев, но Нэм помнила, как что-то внутри перевернулось, когда их взгляды встретились. Она узнала его, а он узнал ее, и с той минуты они оба были обречены сойтись на дороге судеб и дойти до развилки, чтобы каждый, как и тогда, давным давно, продолжил свой путь в одиночестве.
Грохот на крыше заставил ее разогнуться и настороженно уставиться в потолок. Первое, что она сделала, вернувшись в дом после поездки к Келу — это спрятала отцовские амулеты под всеми подоконниками и оружие под кроватью, но Нэм даже не предполагала, что Рё решит достать её в этот же день.
Медленно выдохнув, Нэмид опустила ступни на холодный пол и, запустив руку под волочащееся покрывало, бесшумно вытянула наружу лук и полупустой колчан. Взявшись за рукоять лука и нацелив серебряный наконечник стрелы на окно, она дрожащей рукой натянула тетиву, чтобы быть наготове. Нэм знала, как нужно стрелять, скорее, в теории: она делала это лишь однажды, в день своего совершеннолетия, когда церемониально подожгла костер «шалаш» с помощью стрелы. Конечно, тогда её движениями руководил Канги, показывая, как должны располагаться руки, локти и подбородок, но не попасть в гигантского ворона с четырех метров даже для ее дилетантских навыков было бы оскорбительно.
«Успокойся. Он чувствует страх» — напомнила она себе, силясь прогнать воспоминания о ночи, когда Рё едва её не разорвал. Сейчас в доме был Канги — ее самая надежная защита, — да и существовала вероятность, что ворон не станет прорываться внутрь, видя, что Нэм не безоружна, но дрожь от этих мыслей не слабела.