Златоподкованный под ним гарцует конь,
В рубинах весь наряд, их радостен огонь.
В рубинах плащ его, в венце его — рубины,
И рот — рубин, и все — рубинный блеск единый.
Не встретишь ты царя, — узнай, где Медаин,
Спроси про верный путь меж взгорий и долин.
Когда отыщешь путь в пределы Медаина,
Увидишь: Медаин — сокровищниц долина.
Там замок у царя — пред ним ничто Фархар,
Рабыни в нем полны необычайных чар.
У входа встанет конь, в прах ноги врыв с размаха,
Привратнику яви горящий перстень птаха.
О кипарис! Тот сад принять тебя готов.
Будь радостной, как ветвь под тяжестью плодов.
К Парвиза красоте простри свободно длани
И подведи итог томлений и желаний.
Но я — лишь только тень, венцу я не под стать,
И как же смею я тебя увещевать!»
Бегство Ширин от Михин-Бану в Медаин
Умолк Шапур, и вот Луну объяли чары,
А хитрость в гурии раздула пламень ярый.
И он ушел, решив: «Надежда мне дана»,
Луну покинул он; луна была одна.
Бегут прекрасные к своей Ширин и рады
С ней рядом заблистать, как светлые Плеяды.
И месяц приказал блестящим звездам: «Прочь
Отсюда всем бежать, пока не минет ночь,
Подковами коней гороподобных горы
Разрыть, как рудники, побег начавши скорый!»
Целительницы душ, отправив паланкин,
Пустились в путь, блестя над ширями долин.
Беседуя, смеясь, речам не зная края,
Путь провели, — и вот луга родного края.
Всем отдохнуть дает родной приветный кров.
Но сердце Сладостной под тяжестью оков.
Вот полночь. Целый мир наполнен дымом ночи,
И сном наполнены ночного мира очи.
Навесили покров над солнечной главой,
Цветок пылающий укрыли под листвой.
Ширин пришла к Бану: «Я к солнцу, я к величъю
Пришла. Позволь с зарей мне выехать за дичью.
Назавтра прикажи — о ты, чье имя чтут! —
Шебдиза бурного освободить от пут.
Помчусь я на коне, стреляя дичь проворно,
А вечером к тебе приду служить покорно».
«О светлая Луна! — в ответ Михин-Бану, —
Что конь! Тебе отдать могла б я всю страну.
Но вороной Шебдиз, запомнить это надо,
Неудержим. Скакать — одна его отрада.
Грохочет скок его, что громыханье бурь.
Он бешеней ветров, всклокочивших лазурь.
Шебдиз! Нет ничего быстрее у природы.
В огонь он обратит своим кипеньем волы.
Ну что ж! Коль на него ты все же хочешь сесть. —
Он — полночь, ты — луна, твоих красот не счесть.
Взнуздай коня уздой в серебряной оправе
И приучи к своей уверенной управе».
Розоволикая, как роза, расцвела.
Склонилась ниц, ушла, — и сладостно спала.
Вот синему лапцу с узором из жемчужин —
Так порешил Китай — замок червонный нужен.
Выходит из ларца мечта китайских нег.
В мечтаньях начертав поспешный свой побег.
Явились ей служить китайские изделья
Иль кипарисов ряд — очей благое зелье.
Увидела Ширин черты любимых лиц
И молвит ласково склоняющимся ниц:
«В степь, ради лучшего, что есть на нашем свете,
Помчимся: сотни птиц хочу поймать я в сети».
Повязки сбросили красавицы с голов,
Чтоб по-мужски внимать звучанью властных слов.
Надев мужской кулах на головы, охотно
Укрыли под плащом тончайшие полотна.
Так должно: девушки, охотясь по степям,
По виду каждая должна быть, как гулям.
И вот пришли к Ширин, одетые пригоже,
Вот на седле Ширин, они на седлах тоже.
Вот выехали в ширь с дворцового двора,
И каждая, как Хызр, нашедший ключ, бодра.
И мчатся по степи своей веселой цепью,
В одной степи летят, летят другою степью.
Рой гурий сладостных, быстрее быстрых бурь,
На луг проник, а луг был яркая глазурь —
Земля зеленая! Тут носятся газели,
Порывы ветерков тут просятся в «газели».
И вскачь пустились вновь прибывшие сюда,
Для скачки отпустив свободно повода.
Шебдизом правящий был смелостью богатый
И опытный ездок, а конь под ним — крылатый.
Все горячит коня Ширин моя и вдруг
Свернула — и летит от скачущих подруг.