Ширин и царский трон, Барбед и бег Шебдиза —
Излюбленный предел всех радостей Парвиза.
И вспомнил он, — смутясь, все предвещавший сон,
И сад его души был мраком полонен.
Все то, что создали, он знал, земля и воды,
Хоть так прекрасно все, сотрут, разрушат годы,
До полнолуния растут лучи луны,
Потом — уменьшатся, потом — уж не видны.
Я дереву в саду, в саду плодовом внемлю:
«Созревшие плоды повергну я на землю».
Наставления Ширин Хосрову о справедливости и знании
Был светлый день; Ширин про мудрость, про дела
Правления с царем беседу повела:
«О царь, есть мудрецы по их направься следу!
О справедливости давай вести беседу.
Стремился долго ты мечты осуществлять,
Ты чаянья свои осуществишь опять.
Ты милостиво дал цвести твоим пределам,
Но их не погуби несправедливым делом.
Страшись! Отшельники молитвословный жар
Вздымают с просьбою о ниспосланье кар.
И старой женщины молитва на рассвете
Тебя за это все в тугие схватит сети.
Без пользы закричишь, горе глаза воздев,
Когда тебя сметет их справедливый гнев.
Был древле ряд зеркал в руках владык взнесенных
Зеркал, затмившихся от вздохов угнетенных.
Когда счастливым дням с тобой не по пути,
Удачу не во всем сумеешь ты найти.
Когда листок древес уже свисает хилый,
В нем с ветром осени бороться нету силы.
Насилий не чини, не угнетай свой край
И подданных своих приветливо ласкай.
Я в страхе: может быть, то повторится снова,
Что некий царь сказал. Его я помню слово:
«Я счастьем был храним, — оно ушло, и вот
Оковы разомкнул озлобленный народ»,
Он думал, что народ был обделен вселенной.
Он думал, что владел один лишь он вселенной.
Чванливо думая, что в жизни все течет
Лишь только для него, — утратил он почет,
Другой счастливец встал — и царь, всем несший муку,
С напрасною мольбой протягивает руку,
А если б не язвил он сотней жал народ,
Его бы одного всегда желал народ.
Ты знаньем овладел и царством целым тоже,
Ты с черным волосом, но ведь и с белым тоже.
Будь к вечности готов, дни хрупки и легки…
Недолог твой привал — увязывай тюки.
Ты злато с серебром сольешь в единый слиток,
Но Судный день сотрет сокровищ преизбыток.
Храни тебя господь, но все же посмотри,
Что унесли с собой ушедшие цари?
Когда хранишь свой скарб, то он твой враг и мститель.
Раздашь его — и он твоих путей хранитель.
Ты летопись прочти: где Дарий, где Джемшид?
Всех солнечный огонь посменно сокрушит!
Напевов девяти внимая всем усладам,
Ты умудряй свой дух их сокровенным ладом».
Описание Шируйе и конца царствования Хосрова
Хосров премудрости достигнул высоты,
И наглухо забил он лавку суеты.
Был у Хосрова сын от Мариам. С пеленок,
Дыша, он дурно пах. Казалось — это львенок.
Он звался Шируйе. Знал я и ведал свет,
Что он, когда ему лишь девять было лет,
Промолвил про Ширин во дни отцовской свадьбы:
«Ширин под пару мне! Вот мне кого поймать бы!»
О вере ли его поведать, о любви,
Про знанье иль про злость, горящую в крови?
Весь наполнял дворец он мрачным дымным смрадом.
И на него Хосров взирал суровым взглядом.
И так сказал Хосров: «Мудрец Бузург-Умид!
От сына этого душа моя скорбит.
Он отвратителен, а в некие минуты
И страшен. От него в грядущем ладу я смуты.
Злокознен он, как волк, что рыщет, что не сыт:
Он и для матери опасности таит.
Хорошего не ждать от тех, кто полой скверны.
Все в пепел обратит огонь такой неверный.
Кого бы речью он сумел к себе привлечь?
Ему лишь самому его приятна речь.
Нет фарра, сана в нем. В нем только смрад пожара.
Он на фарсанг бежит от сана и от фарра.
Он дым, всклубившийся из моего огня.
И, мною порожден, бежит он от меня.
Я голову в венце вознес над целым светом,
Но, коль наследник он, — какая польза в этом?
Не любит он Ширин, сестер не любит он.
И, глядя на меня, он злобой омрачен.