Шебдиза бурного освободить от пут.
Помчусь я на коне, стреляя дичь проворно,
А вечером к тебе приду служить покорно».
«О светлая Луна! — в ответ Михин-Бану, —
Что конь! Тебе отдать могла б я всю страну.
Но вороной Шебдиз, запомнить это надо,
Неудержим. Скакать — одна его отрада.
Грохочет скок его, что громыханье бурь.
Он бешеней ветров, всклокочивших лазурь.
Шебдиз! Нет ничего быстрее у природы.
В огонь он обратит своим кипеньем волы.
Ну что ж! Коль на него ты все же хочешь сесть. —
Он — полночь, ты — луна, твоих красот не счесть.
Взнуздай коня уздой в серебряной оправе
И приучи к своей уверенной управе».
Розоволикая, как роза, расцвела.
Склонилась ниц, ушла, — и сладостно спала.
Вот синему лапцу с узором из жемчужин —
Так порешил Китай — замок червонный нужен.
Выходит из ларца мечта китайских нег.
В мечтаньях начертав поспешный свой побег.
Явились ей служить китайские изделья
Иль кипарисов ряд — очей благое зелье.
Увидела Ширин черты любимых лиц
И молвит ласково склоняющимся ниц:
«В степь, ради лучшего, что есть на нашем свете,
Помчимся: сотни птиц хочу поймать я в сети».
Повязки сбросили красавицы с голов,
Чтоб по-мужски внимать звучанью властных слов.
Надев мужской кулах на головы, охотно
Укрыли под плащом тончайшие полотна.
Так должно: девушки, охотясь по степям,
По виду каждая должна быть, как гулям.
И вот пришли к Ширин, одетые пригоже,
Вот на седле Ширин, они на седлах тоже.
Вот выехали в ширь с дворцового двора,
И каждая, как Хызр, нашедший ключ, бодра.
И мчатся по степи своей веселой цепью,
В одной степи летят, летят другою степью.
Рой гурий сладостных, быстрее быстрых бурь,
На луг проник, а луг был яркая глазурь —
Земля зеленая! Тут носятся газели,
Порывы ветерков тут просятся в «газели».
И вскачь пустились вновь прибывшие сюда,
Для скачки отпустив свободно повода.
Шебдизом правящий был смелостью богатый
И опытный ездок, а конь под ним — крылатый.
Все горячит коня Ширин моя и вдруг
Свернула — и летит от скачущих подруг.
Подруги говорят: «Шебдиз понес». Не знали,
Что в ней самой желанья бунтовали.
Как тени, спутницы летят за нею вслед,
Хоть тень ее поймать, — но даже тени нет.
Подруги рыскали за ней до самой ночи,
И вот надежды нет, и мчаться нету мочи.
Водительница их во мраке, далеко.
Устали их тела, их душам нелегко.
К дворцу Михин-Бану стеклись порой ночною
Созвездья. Их луна — за черной пеленою.
Они, к престолу путь очами подметя,
Сказали о Ширин, волнуясь и грустя,
Сказали, не щадя ее судьбы каприза:
«Она не в силах, видно, удержать Шебдиза».
Встает Михин-Бану, внимает им, клянет
Несущий бедствия судьбы круговорот.
Сошла со ступеней, полна тоски и страха,-
И в прахе голова, склоненная до праха.
И, руки заломив над горестной главой,
Потоки слез лила, страх не скрывая свой.