Любой чертог дворца своим чертогом сделал.
Неделю целую под свой шатровый кров
Подарки приносил все новые Хосров.
Через неделю, в день, что жаркое светило
Считало лучшим днем из всех, что засветило,
Шах восседал, горя в одежде дорогой.
Он был властителем, счастливый рок — слугой.
Вокруг него цветов сплетаются побеги,
С кудрями схожие, зовя к блаженной неге.
На царственном ковре стоят рабы; ковер.
Как стройноствольный сад, Хосрову нежит взор.
Застольного в речах не забывают чина, —
И все вознесены до званья господина.
Веселье возросло, — ив чем тут был отказ?
Налить себе вина проси хоть сотню раз.
Михин-Бану встает. Поцеловавши землю,
Она сказала: «Шах!» Он отвечает: «Внемлю».
«Мою столицу, гость, собой укрась; Берда
Так весела зимой! Ты соберись туда.
Теплей, чем там зимой, не встретишь ты погоды.
Там травы сочные, там изобильны воды».
Согласье дал Хосров. Сказал он: «Поезжай.
Я следом за тобой направлюсь в дивный край».
Привал свой бросил он, слова запомнив эти, —
И, званный, в «Белый сад» помчался на рассвете.
Прекрасная страна! Сюда был привезен
Венец сверкающий и государев трон.
Зеленые холмы украсились шатрами,
И все нашли приют меж синими горами.
В палате царственной Хосрова ни одну
Услугу не забыть велит Михин-Бану.
У шаха день и ночь веселый блеск во взоре:
Пьет горькое вино он — Сладостной на горе.
Пиршество Хосрова
Хоть есть Новруза ночь, есть ночь еще милей:
Она, сражая грусть, всех праздников светлей.
В шатре Хосрова шум. Под сводом величавым
Здесь собрались друзья с веселым, легким нравом.
И мудрецов они припоминают речь,
И от шутливых слов их также не отвлечь.
Вкруг шахского шатра, что в средоточье стана,
Разостланы кошмы из дальнего Алана.
Для вражеских голов угрозу затая,
Ко входу два меча простерли лезвия.
В шатре курения, все разгоняя злое,
Вздымают балдахин из амбры и алоэ.
Напитки зыблются, пленительно пьяня,
Жаровня царская полным-полна огня.
Армянский уголь здесь, он поднимает пламя,
Подобен негру он, вздымающему знамя.
Чтоб черный цвет затмить — где созданы цвета?
Лишь только от огня зардеет чернота).
Иль выучен огонь чредой времен упорных,
Что похищают цвет волос, как уголь, черных.
Сад пламени, а в нем садовник — уголь; он
В саду фиалки жнет, тюльпанами стеснен.
Так люб зиме огонь, как лету вздох рейхана
Рейханом зимним став, огонь взрастает рьяно
Тут кубки пышные подобны петухам;
Что вовремя зарю провозглашают нам.
Их огненным нутрам завидуя и сладким,
То утки на огне, то следом — куропатки.
Вот снеди жареной воздвигнута гряда.
Вот перепелками наполнены блюда.
Вот к яблокам уста прижали апельсины,
А к чашам золотым — рубиновые вина.
Нарциссы ясных глаз! Фиалки! Словно сад,
Всю эту ширь шатра воспринимает взгляд.