Трудно мириться с тем, что при взгляде на тебя мужчины уже не падают в обморок от красоты и не становятся в стойку, как охотничьи собаки. В лучшем случае, почтительно поздороваются и вот так, как этот военный, будут стараться держать себя прилично. А у меня еще будто на лбу написано: "училка". Профессия накладывает отпечаток. И в молодости я строила всех. Один молодой мужчина баскетбольного роста и богатырского сложения, этакий былинный тип, признавался как-то, что ему невольно хочется передо мной вытянуться в струнку и отдать честь. Ну и дела. С годами-то я вообще могла в монстра превратиться. Дети спасли.
Как-то случилось, что я потеряла свой круг. Все друзья были у нас с мужем общими. Когда мы разбежались, они почувствовали неловкость, вполне понятную, и исчезли вовсе. Жизненный опыт (не самый легкий, признаюсь) прибил меня к детям. На работе — молодежь, студенты. Дома свои дети и их друзья. Выезжаем на лето в деревню — там тоже общаюсь только с детьми. Это спасло меня (по крайней мере, мне так кажется) от засушенности и преждевременной старости. "Живы дети, только дети, мы мертвы, давно мертвы", — так писал Сологуб в начале двадцатого века. А Достоевский еще раньше сказал, что через детей душа лечится.
Не верьте тем, кто говорит, что дети жестоки, эгоистичны, что они обуза и крест, что они цветы жизни, которые надо сажать головками вниз и т. д. Они то, что мы им дали. А им надо только одно — нашу любовь.
— Что вы читаете, если не секрет? — поинтересовался попутчик, чтобы завязать беседу. Действительно, идиотизм: вот уже полдня трясемся в одном купе и ни слова не сказано. Сейчас спросит, куда еду, зачем. Как это скучно! Деликатно отвечаю:
— Да вот, новую книжку Донцовой прихватила на вокзале. А что у вас?
— "Иудейская война" Л. Фейхтвангера.
— Ого! — восхитилась я.
Военный засмеялся:
— Кто-то в вагоне оставил, я открыл и увлекся.
Беседы не получилось: объявили стоянку на десять минут. Мой попутчик рванул на перрон за новым пивом и воблой.
Я боюсь выходить из вагона. Страх остался с детства, когда с отцом путешествовали в областной центр. Расстояние, как от Москвы до Питера, целую ночь можно спать. Отец, как правило, загуливал с попутчиками, а я лежала и тряслась: вдруг выйдет на остановке и отстанет от поезда! Почему-то безумно жалко было при этом его, а не себя. Однако, в каком бы подпитие отец не находился, про меня он не забывал.
По вагону бесконечной чередой тянулись торговцы. Мороженое, пресса, глухонемые с кроссвордами. Потом появятся пуховые платки, а в Омске — кедровые орешки, а в Слюдянке — байкальский омуль…. Так знакома эта дорога, только вот, стыдно признаться, за двадцать пять лет побывала в родных местах, где живут мои мама, сестра и брат, всего три раза. Один раз — ехала на похороны отца и не успела. Так и осталось в сознании: папа где-то далеко, но он есть…
— Мороженого хотите, сейчас принесу? — еще раз попытался наладить контакт доброжелательный военный.
— Нет, спасибо. Я в дороге есть вообще не могу.
— Как, совсем?
— Совсем. Только чай, преимущественно зеленый.
Попутчик неодобрительно покачал головой. Он-то собирался развернуться на столе со всеми своими припасами. В жаре они могли испортиться, поэтому требовалось их срочно съесть. Меня подташнивало от качки и духоты. От запаха копченой курицы и лука стало вовсе не по себе. Чтобы отдышаться и не смущать соседа, я вышла в коридор, застланный светлой и чистой дорожкой.
Почему в апреле в поезде такая жара? Я привыкла спать с открытой форточкой в любую погоду. А по утрам — холодный душ. Жара действует на меня парализующе. Здесь же нас законопатили в купе без кондиционеров, а ночью кочегарят изо всех сил. Выйдя в тамбур и прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрела на проплывающие мимо ажурные березовые рощи, утонувшие в талой воде. Еще нигде нет зелени, а вода подступает к самой насыпи.
Удивителен контраст расцветшей и застроившейся в последние годы Москвы с провинцией. Везде по-прежнему разруха, как после гражданской войны, запустение, грязь…. И чем дальше от центра, тем это очевидней. Конечно, не все сразу, дойдут и сюда перемены, и провинция поднимется. Хочется верить.
Когда приеду, обязательно соберемся с одноклассниками. У нас есть семейная пара, которая вышла из нашего десятого "Б", Ирка Савина и Сашка Карякин. Они отвечают за связь, у них и собираются всегда по разным поводам. Многие отучились, отслужили и вернулись в поселок. Но есть и такие, как я, которых судьба забросила далеко от родного дома. Меня вот в Москву, такую глухомань.