Остаток диалога я не слышала и слышать не хотела. Просто сидела на совершено неромантичном унитазе в совершенно неизящной и неподобающей леди пижаме в клеточку и думала: что же делать, делать-то теперь что? Ни одной мысли в моей пустой голове так и не возникло, кроме «в холодильнике есть банка соленых огурцов, надо принять рассолу перорально».
Об этом я и спросила Янку, едва она отвратительно громко хлопнула дверью, протопала по коридору к двери в туалет и щелкнула задвижкой.
— У нас рассол остался?
— Полная банка. — Янка сочувственно покачала головой и велела: — Иди-ка приляг, я тебе принесу. И прекрати уже тосковать по своему обмы…
— Яна!
— Ладно, захребе…
— Яна!!!
— Ну ладно, ладно. Не стоит этот ушлепок таких эмоций!
— Янка… — я сжала ладонями виски. — Я же просила.
— Говорить правду, только правду и ничего кроме правды, — стояла на своем сестрица. — Ты сама слышала, что он нес, и после этого еще на что-то надеешься? Это, мадемуазель Преображенская, симптомы деменции. В вашем возрасте рановато.
Не споря больше с сестрой, я протиснулась мимо нее на кухню. Сначала лечить абстинентный синдром, а потом уже все прочее.
В качестве прочего, после употребления рассола перорально, Янка приготовила горячие бутерброды с ветчиной, сыром и зеленью — что было вершиной ее кулинарного мастерства. Моего, впрочем, тоже. Сколько раз я пыталась научиться готовить так любимые Лешей фрикасе или хотя бы французский луковый суп, и все без толку. Не дано, и все тут.
После рассола с бутербродами синдром отступил, мозговое кровообращение наладилось, и я задумалась снова: что же теперь делать-то? Семь лет жизни насмарку! Ладно, не совсем насмарку, но все же… Повторять судьбу мамуль не хотелось. Бабули тоже. И прабабушки…
— Преображенская! — рявкнула Янка так, что подпрыгнула не только я, но и тарелка с остатками бутербродов. — А ну прекрати страдать! Ты себя в зеркале видела? Роскошная баба, куда там этим английским леди! А Шариков твой… да мы тебе десяток таких купим! Если понадобится!
— На какие шиши? — мрачно спросила я, не то чтобы соглашаясь кого-то там купить — бр-р, покупать мужчину! Подумать мерзко! — а просто желая сбить Янку с ее дурацкого оптимизма.
Янка пренебрежительно фыркнула и дернула плечом.
— Да хоть бы и на те, из клада. Найдем — и купим!
Янв
В клад я не верила ни секунды. Да помилуйте, какой может быть клад после революций и двух мировых войн? А вот Нюська верила, и это было главное.
Согласно семейной легенде, клад был спрятан в родовом гнезде Преображенских — поместье под Энском, — и состоял из приданого нашей с Нюськой несколько раз «пра» бабки, настоящей английской графини. По легенде, ради этого приданого прадед и женился на англичанке. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Якобы прадед вскоре после свадьбы начал гулять от законной половины, поначалу — с дворовыми девками, что чопорная англичанка еще терпела. Терпение закончилось, когда прадед обольстил девицу из хорошей семьи, позабыв сказать бедняжке о своей женатости. Англичанка, попытавшись призвать мужа к порядку, услышала в свой адрес множество ярких и образных, но неприятных слов, после чего собрала наиболее ценные вещи и закопала их в подполе, прокляла гуляку-мужа, а заодно и весь его род, предсказала, что никому из Преображенских не видать семейного счастья, а потом и вовсе удавилась в супружеской спальне. А может, и зарезалась, в этом месте легенда становилась весьма туманной.
Чушь редкая! Но Нюська верила.
Во-первых потому, что во время второй мировой в бывшем семейном гнезде устроили штаб-квартиру немецкие офицеры из Аненербе («Уж они-то где попало штабов не устраивали! Значит, точно что-то ценное в усадьбе есть!» — доказывала Нюська), а во-вторых…
Никуда не денешься — невезучесть в личной жизни в нашей семье передавалась просто-таки по наследству!
Муж бабули бросил ее, беременную, ради юной балерины, еще и попытался отсудить квартиру — пять комнат на Садовом, последнее, что осталось от когда-то приличного семейного состояния.
А уж наш папуля отличился еще больше.
То есть сперва-то казалось, что от своего отца, которого бабуля ласково именовала исключительно «парнокопытным», он ничего не унаследовал и радовал бабулю покладистым нравом, футболу предпочитал балет, отлично учился, успешно продолжил династию врачей Преображенских, а девиц покорял старорежимной галантностью и бездонными голубыми очами.