А Лешу я вспоминать не стану. Не стану, и все тут.
— Кроме бурсита у него наколки, золотые зубы и конкретные пацаны в натуре, — нахмурилась я. — Нет. К бабе Клаве.
— У каждого свои недостатки. Ты подумай, систер, подумай, — вкрадчиво так сказала Янка, косясь на оживленно о чем-то перетирающего по древней мобиле Бывалого. — Правильные мужики на дороге не валяются.
Уж не знаю, что тут не валяется на дороге, а связываться с криминалом мне совсем не хотелось. Хотя чуяла я одним чувствительным местом, что с этим Тренером мы еще столкнемся на узенькой дорожке.
Мы с Янкой остановились у старенького бревенчатого дома с зеленым забором и яблоневым садом. Баба Клава уже нас встречала, что немудрено: по Колхозной авеню мы крались медленнее, чем пешком, а впереди нас мчалось местное «радио». То есть чернявый пацаненок, который вынырнул из-за сельпо и теперь радостно орал во всю глотку:
— Баб Клава! Баб Клава! К вам столичные артисты приехали!
— Чо орешь, оглашенный! Нишкни! — прикрикнула на него высокая, худая и на удивление прямая старуха. — Ставьте туточки, не тронут, — указала она Янке на ровное место у самого забора. — Дров пока не привезли, так и вы ж не до зимы. Артисты… не похожи на артистов-то. Откель будете?
— Из Москвы. Здрасьте, Клавдия… как вас по отчеству? — применила все свои дипломатические таланты Янка.
— Никитишна я. Клавдия Никитишна Зорькина. Ну, заходите, коль не шутите. — Старуха смерила нас пронзительным взглядом некогда голубых, а теперь выцветших глаз, развернулась и пошла в дом.
Ну и мы за ней, волоча один чемодан, одну спортивную сумку и две упакованные в брезент (в целях конспирации) саперные лопатки.
Глава 6. О проклятой усадьбе и ежиках
О, приключеньями запахло,
спускаю жопу с поводка.
(О.Арефьева)
Яна
Будильник вырвал меня из роскошного сна, в котором настоящая леди в шляпке с вуалькой уговаривала меня стать ее личным ювелиром и ваять золотые наручники для бескрайних бараньих и козлиных стад. Я горячо возражала, что отливать такую гламурную пошлость мне не позволяет эстетическое чувство. После каждого возражения леди все поднимала и поднимала мне зарплату, а в конце пообещала подарить самого черного и вредного козла для Нюськи. Или барана. Кого выберу. Я уже открыла рот, чтобы согласиться — и вот тут-то тихо зажужжал будильник, поставленный на полночь. Ну не свинство?
Не открывая глаз, я села на постели, нашарила ногами тапки, а рукой — поставленную рядом с кроватью бутылку колы, купленную еще в Москве. Мой неприкосновенный запас кофеина. Через пару глотков в голове прояснилось, я отставила бутылку и пошла будить сестрицу.
Спала Нюська всегда крепко, так что я без особых нежностей ткнула ее в бок и стянула одеяло. Подействовало!
Нюська села на кровати, хлопая глазами, как внеурочно разбуженная сова.
— Утро? — хрипло спросонок выдала она, и я закивала.
— Утро-утро. Раннее такое, начало первого. Вставай давай! Только тихо!
Нюська застонала и попыталась накрыть голову подушкой, но я схватила ее раньше.
— Одевайся давай, нас ждут великие дела! Ты вообще собираешься обследовать местность?
— Ну почему обязательно ночью? — безнадежно проворчала сестрица, но все-таки поднялась и принялась натягивать джинсы.
— Потому что только ночью все местные спят и не увяжутся за двумя докторшами-артистками из Москвы. Очень нам нужна публика?
Нюська горестно вздохнула, жалея о потерянном сне, но согласилась, что публика в поисках клада — только помеха.
Дом мы покидали на цыпочках, чтобы не разбудить хозяйку. Как и следовало ожидать, спала уже вся улица, в окнах не горели огни, разве что с соседней улицы доносились нетрезвые вопли про милого, спустившегося с горочки.
— Этот стон у нас песней зовется, — проворчала я, а Нюська солидарно вздохнула:
— Зато, смотри, луна какая. Каждую кочку видно! Можно было и фонарики не брать. Ты, кстати, взяла?
Я молча протянула Нюське налобный фонарик, уж не помню за каким надом купленный через Алиэкспресс. Вот и пригодился. А вот лопаты мы оставили дома. Все-таки сперва не помешает осмотреться. Пусть Нюська найдет, где должен быть клад, а уж я его потом подброшу.
— Ты о чем задумалась? — подозрительно спросила сестрица, знакомая со мной слишком давно, чтобы не почуять подвох.
— О луне, — честно соврала я. — Ночь, луна, на развалины идем — самое время рассказывать страшные истории. А?