— Яна, ваша сестра всегда такая упрямая?
— Ну что ты, Аравийский, — скопировала систер мой тон. — Только когда ее называют легкой добычей и не пускают пострелять из пулемета. Обычно она — милая и покладистая, а упрямая зараза тут — я.
И Янка так улыбнулась, что я бы точно поверила в упрямую заразу с пулеметом. Конечно, если бы не знала точно: моя сестра именно такая и есть. Разве только пулемет ей не нужен, языком отбреет — костей не соберешь.
Вот честно, именно тут я поняла, что Хоттабыча стукнули намного сильнее, чем мне показалось. Потому что вместо того чтобы быстренько сбежать, пока Янка его не покусала, он поглядел на нее с неподдельным восторгом и обожанием.
— Вы обе милые упрямые заразы, — улыбнулся Хоттабыч, но тут же опять скривился, словно от боли, и потер затылок. — Вы позволите остаться у вас? Мне ужасно неловко затруднять вас, но идти в больницу… или в полицию…
— Позволим. Клавдия Никитишна обещала открыть нам еще одну комнату, вот в ней и будешь спать, — сказала я.
— Один, — обиженно добавила Янка, явно не готовая ему простить ни сэра Элтона Джона, ни какого-то там историка по имени Грег.
— Хорошо. И я бы хотел просить вашей помощи. Видите ли, мне нужно кое-что забрать на почтамте.
Глава 13. Об ушанках, фуражках и прочих тюбетейках
Путь к сердцу так и кончился в желудке.
(О.Арефьева)
Яна
До поместья мы добрались несколько позже, чем собирались, но все еще при свете дня. Вдвоем. Хоттабыч порывался пойти «на прогулку» с нами, но Нюська добрым докторским тоном велела ему лежать и не отсвечивать, иначе завтра она без зазрения совести сдаст его в больничку.
В больничку он не хотел. Я бы даже сказал, больнички он боялся, как черт ладана. Да и вообще, чем дальше, тем более подозрительным он казался. Одна наша совместная вылазка на почтамт чего стоила!
Но все по порядку.
Поначалу я решила, что Хоттабыч просит нас что-то там забрать, и собралась обидеться. Мало того что хрен голубой, так еще и отправляет нас, беззащитных девушек, принести ему закладку! А вдруг там наркотики? Или ядрена боеголовка?
Я даже успела нахмуриться и открыть рот, чтобы все ему высказать, но Нюська больно пихнула меня под ребра. И пока я отвлеклась, чтобы пихнуть ее в ответ — пообещала этому мерзавцу помощь.
Вот знала я, знала, что нельзя нам идти в медицину! Вон до чего нас клятва Гиппократа довела! Подобрали невесть кого, отмыли, одели, и он же теперь нас гоняет!
— Ладно, съездим и заберем, — сказала эта мать Тереза.
Лось арабский сделал вид, что смутился, глянул на меня щенячьими глазками… А что на меня-то? Я его не подбирала, вот. И вообще, я к нему со всей душой, поцеловала даже, а он… он… Друг у него тут, понимаешь, самый замечательный на свете. Гре-ег! Тьфу.
Короче говоря, оказалось что его надо до почтамта только довезти. И желательно как-то так, чтобы его не узнали.
— За рыжего карлика все равно не сойдешь, — буркнула я.
— Карлик — это пошло. Сделаем из тебя аборигена! — непонятно чему вдохновилась Нюська.
— Аборигена?.. — недоуменно переспросил лось.
— Ага. Ну-ка, ссутулься… так, Янка, неси из сеней телогрейку! Еще бы ушанку раздобыть…
— Раздобудем! — уловив Нюськину идею, я резко повеселела.
Мы мстим, и мстя наша страшна! О, как страшна!
Честное слово, от превращения лося в помесь Труса с Балбесом я получила истинное удовольствие! Его даже гримировать не пришлось. Синяки натуральные, щетина натуральная, ушанка с телогрейкой, растянутые треники и кирзачи сорок пятого растоптатого — покойного мужа баб Клавы, Николаича.
Алкаш вышел — загляденье! Даже покачивался натурально. Пришлось, правда, пару раз его от души огреть по плечам, чтобы не изображал тут белогвардейского офицера на параде. Он только недоуменно похлопал глазами и вопросительно на меня глянул:
— Яна, почему ты злишься? — и сцапал мою руку с целью обслюнявить.
Отняла. Фыркнула. Соврала, что ему померещилось, и вообще я занята и трогать меня не надо. Ну а что, вот так ему и признайся, что я такая дура, засмотрелась на него и вообще… вообще… я может его от всего сердца целовала, а не потому что легенда. Видала я его легенду в белых тапочках! А он! Артист погорелого театра! Так отвечал, что я и поверила!
Ненавижу красивых мужиков. Потому что или козлы, или педики, или два в одном.
— Поехали, хорош рассиживаться. Мы с Нюськой еще гулять собирались!
— Только не в усадьбу, пожалуйста, — забеспокоился Хоттабыч. — Это может быть опасно!