— Ушлепка и обмылка, — хмыкнула я, поражаясь, какими одинаковыми словами обласкали Шарикова и баб Клава, и Янка.
— Вот, верно говоришь. Этот-то не такой, сразу видать, дельный. Даром что шпион.
— Да не шпионы они, баб Клав. Служба безопасности лорда Говарда.
— Ну а я что сказала? Шпионы и есть. А как называется, неважно. Ты ему хоть сказала, какие цветы любишь?
— Нет. Как-то не до того было.
— А и ладно. Пусть всякие несет. У Михалны небось надерет. У ней, заразы, от-такенные георгины вымахали.
Я засмеялась, представив, как Грег в своем черном костюме лезет через забор к Михалне драть с грядки георгины. Ну а что? Он может, я в него верю. Пиджак, правда, он оставил на стуле вместе с галстуком, и кобуру там же, а все равно — рубашка белая, туфли блестящие, брюки со стрелками. Мистер Смит как он есть!
Баб Клава оказалась права на все сто. Минут через десять в кухню вошли сначала георгины, штук двадцать пять, а за ними — Грег. Гордый, как… ага. Как мальчишка. И глаза сверкают. Преподнес мне с поклоном, ручку поцеловал, прекрасной Энни назвал… Твою гармошку, а приятно-то как!
Права баб Клава. Хочет дарить — пусть дарит. А я буду хвалить и оставлять место подвигу. Хочу нормального мужчину с нормальной дурью, а не очередного ушлепка и обмылка. Вот.
А потом мы ели вкуснющий торт на первое, запеченную курочку на второе и опять торт на третье. Я так подумала, что если его не надкусить, пока Янка не проснулась, она ж из вредности его и выкинуть может. А я, как женщина практичная, категорически против выкидывания вкусного торта. Остальные меня поддержали. И что мне понравилось, Грег даже не заикнулся, что подарок Янке нельзя есть без Янки. Кажется, он уже уловил характер моей сестры.
В общем, завтрак, совмещенный с обедом, удался. Грег еще немного потрепался с баб Клавой о ее партизанском прошлом, заверил, что работу он в самом деле пишет, даже показал нам их с Аравийским выпускные фотки. Смешные, в квадратных шапочках. А когда мы почему-то перешли к теме плюсов английского образования, у меня зазвонил телефон. «Танец с саблями».
— Бабуля! — не подозревая подвоха, радостно сказала в трубку я.
— Через час встречай в аэропорту. Мы вылетаем, — заявила бабуля под характерное такое «начинается посадка на рейс…»
О боже. О боже!
— Бабуля, зачем? У нас все хорошо!
— Вот и прекрасно. Приедем — будет еще лучше. Номер рейса скину тебе смс-кой. Хотя уверена, что в этом захолустье и аэропорт размером с салфетку, и рейсов в нем три в неделю. Не пропустишь. Все. Нам пора.
Бабуля отключилась, а я в полном обалдении перевела взгляд на Грега.
— Твоя бабушка, профессор Преображенская?
— Ага. Бабуля. Нам… надо разбудить Янку, машина-то у нее!
— Давно пора, — кивнула Клавдия Никитишна. — Полдень ужо.
Вскочив, я понеслась наверх. Вот не знаю, с чего я так запаниковала. Бабуля у нас нормальная, ничего предосудительного мы не делаем, а все равно. Как будто нам с Янкой по пять-семь лет, и нас сейчас застукают на делании полостной операции старинной фарфоровой кукле…
Их и влетело нам тогда! В основном за антисанитарию. Куклу бабуля спасла, заодно объяснила нам важность своевременных реанимационных мер и умения шить, невзирая на вопли пациента и горе-докторов.
Да. Бесценные уроки.
И ужасно страшно.
Так, соберись, Анна Альбертовна. Бабуля не станет тебя ругать за Грега. Он — не Шариков. Да и постоять за себя явно может. Ох. Янка…
— Да вставай же, Янка! К нам едет бабуля!
— На хер, — сердито и очень внятно сказала сестра, брыкнула ногой и забралась головой под подушку. Не просыпаясь.
Твою гармошку! Как же не вовремя! Есть у Янки такая особенность, засыпать стресс. Может так дрыхнуть часов четырнадцать-пятнадцать, и разбудить ее не способно ничто. Даже советский будильник в двух кастрюлях. Даже вопли двух мам сразу. Даже бабулино фирменное: вставайте, барышня!
Ничто. В целом мире. Можно даже не пытаться.
Но я все равно попыталась стащить Янку с постели. За ногу. На что получила длинное и витиеватое пожелание, куда мне идти, и едва не получила пяткой в нос. Спящая Янка дерется на диво метко, но я уже давно научилась уворачиваться.
— Энни, тебе нужна помощь?
— Боюсь, это безнадежно. Но ничего, я возьму такси. Пусть дрыхнет, у нее стресс.
— Пусть спит, ты права. Но нам не понадобится такси.