Харбен вышел, удивленно качая головой. Солдаты были явно рассеянны. Что у них, черт возьми, могло быть в голове, отчего этот Фогель смотрел прямо на оружие и не видел его? Нервы? Вздор. Нордическая раса славится своей твердостью. Достаточно посмотреть, как идут эти солдаты -- четкий ритм говорит об идеальной военной подготовке. Только дисциплина позволяет достичь всех высот. Тело и разум в конце концов просто механизмы, их постоянно нужно контролировать. Вот по улице марширует отряд: "Левой! Левой! Левантинец с рево..."
"Ох уж эта идиотская песенка! Интересно, откуда она взялась, -- подумал Харбен. -- Подразделения, размещавшиеся в деревне, передавали ее одно другому, но где они ее узнали?" -- Харбен оскалился в улыбке. Когда он получит отпуск, нужно обязательно продать эту глупую песенку друзьям с Унтер ден Линден... Сущая чушь, а цепляется к человеку, как репей к собачьему хвосту.
ЛЕВОЙ!
ЛЕВОЙ!
ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером
ЛЕВАков не ПЕРЕНОСИТ...
Вскоре солдаты вернулись и доложили: не найдено ничего. Старое ружье можно не принимать в расчет, хотя, конечно, сообщить о нем нужно, а поляка-хозяина -- допросить. Харбен приказал солдатам разойтись, а сам отправился на квартиру к Эггерту. Тот по-прежнему был занят, и это удивляло: обычно он работал очень быстро. Эггерт яростно взглянул на Харбена.
-- Подождите, я должен закончить работу. -- И он вернулся к своему рапорту. Весь пол покрывали скомканные листы бумаги.
Харбен нашел старый номер "Югенда", которого не видел прежде, и сел с ним в углу. Статья о воспитании молодежи оказалась довольно интересной. Харбен перевернул страницу и понял, что потерял мысль. Пришлось вернуться к прочитанному.
Он перечитал абзац, сказал: "Да-а?" -- и снова сбился. Слова были напечатаны черным по белому, он понимал каждое из них, знал, что вместе они имеют какой-то смысл... а как же иначе? Харбен попытался сосредоточиться. Он не позволит, чтобы ему мешала какая-то глупая песенка о том, что кто-то там держит нос наЛЕВО.
ЛЕВОЙ
ЛЕВОЙ
ЛЕВАНТИНЕЦ с РЕВОЛЬВЕРОМ...
Харбен так и не дочитал статью.
Виттер, офицер гестапо, потягивал коньяк и смотрел через стол на доктора Шнейдера. За окном кафе солнечные лучи заливали Кенигштрассе.
-- Русские... -- начал было Шнейдер.
-- Что там русские, -- резко перебил его Виттер. -- Я по-прежнему не могу понять этот инцидент в Польше: оружие, к тому же автоматическое, хранилось в деревне, которую обыскивали десятки раз. Это просто дичь какая-то. В последнее время партизанских налетов в этом районе не было, значит, поляки не могли собрать столько оружия за несколько последних недель.
-- Выходит, оно припрятано у них загодя?
-- Припрятано? Мы, герр доктор, обыскиваем тщательно. Я хочу еще раз допросить этого Эггерта. И Харбена. Отзывы об обоих хорошие, но... -- Виттер нервно потер усы.
-- Нет, нам нельзя ничего признавать очевидным. Вы интеллигентный человек, герр доктор. Что вы об этом думаете?
-- Что деревня была плохо обыскана.
-- Да нет же! Об этом заботятся Эггерт и Харбен, у них достаточно людей. Глупо думать, что они могли проглядеть пулеметы, как обычные пистолеты, которые в конце концов можно спрятать под полом. Но когда колонна въехала в деревню, поляки убили сорок семь немецких солдат, обстреливая их именно из пулеметов.
Виттер забарабанил пальцами по столу:
Та-та...
Ту-ту...
Та-та-ту-ту-та-та-ту-ту...
-- Что вы сказали? - вдруг встрепенулся он. -- Простите, я не расслышал...
-- Ничего особенного. Полагаю, допрос вы проведете старательно. У вас ведь есть опыт подобных допросов? Это вопрос научной логики -- как и в моей работе.
-- Кстати, как ваша работа? -- сменил тему Виттер.
-- Движется.
-- Это я уже слышал. Честно говоря, я спишу это уже несколько недель. Зашли в тупик? Нужна помощь?
-- О нет, -- ответил доктор Шнейдер с легким раздражением. -- Мне не нужны всякие там глупые ассистенты. Это тонкая работа, Виттер, требующая абсолютной точности. Я прошел специальный курс термодинамики и только я знаю, когда нужно нажать кнопку или ввести поправку. Тепловое излучение тел в состоянии разложения... -- Шнейдер вдруг умолк, сконфуженный. -- Может, мне и вправду отдохнуть. Я здорово вымотался, и нервы мои совершенно истощены. Пытаюсь сосредоточиться и вдруг вижу, что провалил важный эксперимент. Вчера нужно было добавить ровно шесть капель... этого... как его... ну, одной жидкости в готовую смесь, и не успел я оглянуться, шприц, из которого я капал, был уже совершенно пуст. Я испортил весь опыт.
Виттер недовольно скривился.
-- Вас что-то беспокоит? Какие-то посторонние мысли? Мы не можем себе этого позволить. Если дело в вашем племяннике...
-- Нет-нет, за Франца я не беспокоюсь. Ему, наверное, хорошо в Париже. Думаю, что я... А, черт побери! -- Шнейдер грохнул кулаком по столу. -- Это просто идиотизм. Кретинская песенка!
Виттер недоуменно поднял брови.
-- Я всегда гордился своей способностью к самоконтролю. Человеческий мозг -- это идеально отлаженный и изумительно работоспособный аппарат. Я мог бы принять его недомогание по какой-нибудь осмысленной причине -- невроз или даже безумие... Но если я не могу избавиться от дурацкой, бессмысленной считалки... Сегодня я разбил ценный прибор, -- признался Шнейдер. -- Еще один проваленный эксперимент. Когда я осознал то, что натворил, то сгреб все со стола на пол. Я не хочу никакого отпуска, мне нужно как можно быстрее закончить работу.
-- Важно, чтобы вы ее вообще закончили, -- сказал Виттер. -- Но я бы предложил вам отдохнуть. Баварские Альпы -- очень приятный район. Рыбалка, охота, полное расслабление. Не думайте о работе. Я бы сам охотно поехал с вами, да дела не позволяют. -- Он пожал плечами.
По улице Кенигштрассе протопал отряд штурмовиков. Солдаты скандировали слова, от которых Шнейдер даже вздрогнул. Пальцы Виттера принялись выстукивать ритм по столу.
-- Я возьму отпуск, -- согласился Шнейдер.
-- Превосходно. Это поставит вас на ноги. А теперь я должен заняться расследованием этого польского инцидента, а потом проверить парочку пилотов Люфтваффе...
Спустя четыре часа доктор Шнейдер уже сидел в купе поезда и был уже далеко от Берлина. Пейзаж за окном был приятен для глаза, однако Шнейдер, непонятно почему, не чувствовал удовлетворения.
Он сел поудобнее, расслабился. Ни о чем не думать -- да, это именно то, что нужно. Пусть совершенный аппарат мозга немного отдохнет. Пусть мысль свободно парит, вслушиваясь в успокоительный стук колес: "так-то, так-то..."
ТАКТО!
ТАКТО!
ТАЛТОтинец с ТАКТОвером
ТАКтаков не ПЕРЕНОСИТ
ХОТЯ держит нос НАЛЕво
ЛЕВОЙ...
Шнейдер яростно выругался, подскочил и рванул рычаг стоп-крана. Он вернется в Берлин, но не поездом. Вообще -- к черту колеса!
Герр доктор вернулся в Берлин пешком. Поначалу он шел бодро, потом лицо его побледнело, а ноги стали заплетаться. Однако неотвязный ритм подгонял его. Доктор ускорил шаги, пытаясь выбиться из ритма, и это ему удалось. Но ненадолго. Мысли постоянно сворачивали в ту же колею, стоило доктору отметить, что он идет левой... ЛЕВОЙ...
Шнейдер побежал. Обливаясь потом, с горящим взглядом, доктор Шнейдер -выдающийся ум и так далее -- бежал обратно в Берлин, но так и не мог избавиться от тихого голоса, который нашептывал ему все быстрее и быстрее:
ЛЕВОЙ;
ЛЕВОЙ;
ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером
ЛЕВАков не ПЕРЕНОСИТ...
-- Почему налет не удался? -- спросил Виттер.
Пилот Люфтваффе ничего не мог ответить. Все, как всегда, было прекрасно спланировано. Приняли во внимание все обстоятельства, и налет должен был удаться наверняка. Предполагалось, что самолеты КВС[7] должны будут застигнуты врасплох, а пилоты Люфтваффе беспрепятственно сбросят бомбы на намеченные цели и без труда вернутся обратно.
-- Вам делали уколы перед вылетом?
-- Так точно.
-- Бомбардир Куртман убит?