— Ты мудак.
— Я мудак, за это ты меня и любишь.
Она усмехнулась.
— Это точно.
Черт бы побрал эту парочку.
Борден улыбнулся.
— Короче, к чему я все это говорю, куколка. Если бы Хоук захотел вернуться и возглавить свой безумный клуб, то вполне смог бы это сделать. Но, раз он здесь, то, по всей видимости, не имеет такого желания.
Эмма с любопытством взглянула на Хоука.
— Почему ты не хочешь, Хоук?
Он сжал челюсть.
— Потому что это не твое собачье дело.
— О, агрессия? Интересно, что в моем вопросе могло вызвать такую реакцию?
— Эмма, при всем моем уважении к тебе, не путай это с эпизодами из «Дней нашей жизни», ладно? Я не собираюсь выворачивать перед тобой душу, чтобы ты смогла разобраться во всем этом. Это не твое дело. (Примеч. «Дни нашей жизни» — американская мыльная опера, повествующая о горестях и радостях жителей вымышленного городка Салем).
— Я спросила, потому что беспокоюсь о тебе.
— Ты спросила, потому что тебе любопытно.
— И это тоже, врать не буду. Просто… мне не нравится твой брат. Это сексуально озабоченный придурок.
— Тебе и не должны нравиться люди, с которыми ты ведешь дела. Вот и мне пришлось столкнуться с таким ублюдком. Это был Юрий.
Борден поежился.
— Ненавижу этого мудака. Конченый подонок.
— А что с ним не так? — с любопытством спросила Эмма.
— Он больной фетишист.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Если хочешь узнать человека, с которым предстоит вести дела, узнай о его сексуальных предпочтениях, и тогда сразу поймешь, что он из себя представляет. Больным ублюдкам нравится насилие, а этот псих обожает пытки. Видимо, от этого он кончает, как из шланга.
— Фу, Борден, какая мерзость. Господи, я же ем!
— Ты сама спросила, Эмма. Он ебнутый на всю голову ублюдок.
Хоук стиснул зубы.
— Я убил его.
Эмма замерла, а Борден перестал хрустеть фисташками и удивленно посмотрел на Хоука.
— Ты исчезаешь на несколько дней, а потом возвращаешься с подписанным смертным приговором?
— Я вроде как уладил это с Абрамом.
Борден сухо усмехнулся.
— Ты идиот, если полагаешь, что уладил все с Абрамом. Ему нельзя верить. Он протянет одну руку для пожатия, а другой рукой в это же самое время перережет тебе горло.
— Он прислал тебе привет.
Борден откинулся на спинку стула, пристально глядя на Хоука.
— Ты просто нажил себе врага, Хоук. Юрий что-то значил для этого говнюка.
— Юрий был не в себе и кое-чем меня разозлил.
— И чем же?
— Тайлер.
В глазах Бордена сверкнуло понимание.
— Ты шутишь.
Эмма переводила непонимающий взгляд с одного мужчины на другого.
— Что происходит?
Борден не ответил. Они с Хоуком обменялись долгими взглядами, общаясь без слов, и на лице Бордена читалось одно: ты влип.
— Эмма, ты не оставишь нас с Хоуком на пару минут? — мягко попросил он. Она кивнула, встала и уже направилась к выходу, когда он сказал: — Куколка, ты кое-что забыла.
Она закатила глаза, пытаясь изобразить раздражение, но Хоук заметил, как вспыхнули щеки Эммы, когда она повернулась, наклонилась к Бордену и оставила на его щеке нежный поцелуй. И только потом вышла.
— Давай по порядку, — задумчиво начал Борден. — Как Юрий мог узнать о Тайлер?
— Никак.
— Допустим. Но ему все известно — это же очевидно.
Хоук нахмурился.
— Он мог узнать это только от Гектора, меня, тебя и моей матери. Больше об этом не знает никто.
— И кто из этого списка наиболее вероятный кандидат?
Хоук замялся.
— Гектор.
Борден кивнул.
— Разумное предположение.
Хоук потер лицо и начал расхаживать по кабинету, чувствуя, как грудь сдавило от такого подозрения.
— Этого не может быть, — уверенно сказал он. — Гектор не мог меня так предать.
— А может быть, он все время предавал тебя? Подумай об этом. Ты прекрасно зарекомендовал себя на посту Президента, а ему достается лишь место в тени твоего успеха. Ты пользуешься уважением у людей, а потом вдруг тебя сажают за убийство, имея для этого выше крыши доказательств.
— Ты считаешь, что это Гектор передал властям то видео?
— Это всего лишь предположение.
— Я в это не поверю. Зачем тогда ему было вытаскивать меня из тюрьмы?
— Потому что он понимал — ты станешь беглым заключенным и никогда не сможешь вернуться на пост Президента.
Хоук продолжал расхаживать, качая головой со все нарастающим недовольством.