Это было печальное зрелище.
Прекрасно помню, когда здесь было всё иначе…
Начальник сейчас станции спал, развалившись на кровати у дальней стены. Это было обычное дело для него. Стефан может спать минимум по двенадцать часов в день, и в это время его невозможно разбудить. Можно сказать, что я опоздал. Начальник станции в ближайшее время не ответит ни на какие вопросы.
В дальнем углу возле стены стояли забитые барахлом шкафчики, перенесенные со второго яруса. На стальных столах, выстроенных в ряд, размещались всевозможные аппараты и приборы для исследований. Я уже и не вспомню, когда в последний раз Стефан проявлял интерес к научным исследованиям. Последние сто лет он только откалывал от меня небольшие кусочки и добавлял их себе в пищу, обманывая смерть и живя уже пятый век подряд на этом свете. О масштабных исследованиях философского камня и речи не шло. Стефан давно потерял к этому всякий интерес, а мне после кристаллизации сложно даются точные науки.
— Так всю жизнь проспишь… — пробормотал я.
Я даже не стал подходить к нему, садясь на массивное кресло перед компьютером. Оно до сих пор без труда выдерживало мой немалый вес.
Доступа к панели управления станцией у меня не было, но не для этого я сел за последний работающий компьютер. У меня была своя учетная запись в локальной системе, как у бывшего научного сотрудника станции «Персефона». В этом полупустом профиле почти ничего не было, кроме одной видеозаписи и текстовых заметок. Ими я особенно дорожил, так как ничего не помнил о тех временах.
Я начал осознавать свою жизнь только здесь, на «Александрии», когда со мной заговорил молодой и адекватный Стефан, нашедший меня в одной из лабораторий на втором этаже.
И вот сейчас я вновь включаю видеозапись, которую уже просмотрел до дыр.
Но это мне совершенно не надоедает.
Камера, установленная в дальнем углу под потолком, снимает небольшое светлое помещение округлой формы с высоким потолком и гладкими бетонными стенами, напоминающее классический кабинет для допросов. В центре стоит пустой квадратный столик белого цвета с чёрными тонкими ножками, а с двух сторон напротив друг друга находятся простенькие стулья, сделанные, казалось, из дешевого пластика. На одном из них сидел я со сложенными на столе руками.
Эти кадры до сих пор поражают меня, ведь очень сложно найти мебель, способную выдержать мой вес. Пятьсот лет назад я выглядел немного иначе — гуманоидобразное существо, состоящее полностью из ярко-красного кристалла. Сейчас мой цвет стал куда темнее.
Тело слегка источало мягкое красноватое свечение. Внутри в разных местах отчётливо были видны тёмные сгустки, напоминавшие собой вены и бывшие человеческие органы.
Сейчас всё это уже исчезло, слившись с новым кристальным телом. Несмотря на отсутствие рта, носа и половых признаков, я двигался спокойно, будто бы самый обычный человек. Красный кристалл легко деформировался в местах сгиба, будто и не был прочным камнем.
Я буквально выглядел как мужской манекен из магазина одежды.
Тогда я был чуточку больше в объёме, достигая почти двух метров в росте. Сейчас же я был немногим выше ста восьмидесяти сантиметров. Виной тому был Стефан, который откалывает от меня небольшие кусочки каждый год. Они, конечно, восстанавливаются со временем, но не так быстро, как хотелось бы.
В комнату вошла худощавая высокая женщина в белом халате и с массивным респиратором на лице. У неё была короткая стрижка, русые волосы, среди которых начинала пробиваться седина. Глаза ярко-зелёные, добрые, но уставшие. Я так и не смог вспомнить её.
— Привет, Говард. Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросила ученая, положив планшет с ручкой на стол и сев на свободный стул.
— Ничего нового. Уже немного привык к этому телу, — ответил я.
Моя речь была замедленной, а голос звучал с эхом. Я делал паузы между словами, словно набирал воздуха перед каждым произнесенным словом.
— Хорошо, что ты привыкаешь. Расскажи мне, как дела с памятью? Ты вспомнил что-то новое?
— Нет, все так же, — отрицательно покачал я головой. — После эксперимента ничего не изменилось. Я не могу вспомнить прошлое, а твои документы…