Все понимали, что следует подналечь на рыбалку и охоту. Иначе зиму не пережить. Мужики уходили в обедневшую тайгу на несколько дней, но возвращались чаще всего с пустыми руками.
У Корнея к тому времени культя зажила и он, смастерив протез, стал учиться ходить. Первая конструкция оказалась неудачной: протез то и дело съезжал, а при опоре на него культю пронзала острая боль. Пытаясь хоть как-то улучшить ее, поместил протез в глубокую кожаную гильзу, плотно облегающую обрубок. Два поперечных ремня надежно фиксировали ее и обеспечивали равномерное распределение нагрузки при ходьбе.
Первое время Корней прогуливался лишь по территории монастыря. Когда кожа достаточно огрубела, стал выходить за ворота, где собирал дикоросы, а пообвыкшись, и в тайгу на охоту. При этом был единственным, кто почти всегда возвращался с добычей.
Старший сын Корнея – Изосим, он же настоятель монастыря отец Андриан, обиды на батю за то, что тот ушел из семьи, не поминал и вел себя по отношению к нему уважительно.
За время, пока заживала культя, Корней стал завсегдатаем монастырской библиотеки. В ней нашлось и несколько книг по географии. Больше всего нравилось ему разглядывать карты в большом, увесистом фолианте «Атласъ Российской империи». Часами рассматривая хребты, затейливые нити рек и речушек, он вживую представлял эту местность.
Чаще всего раскрывал разворот, на котором были изображены река Лена и впадающий в нее Алдан. (Кружочек, обозначающий город Алдан[9], на его извилистой ниточке почему-то отсутствовал.) Определив по характерной излучине место впадения Глухоманки, Корней отправлялся в мысленное путешествие по загогулинам русла, то приближаясь, то отдаляясь от Верхоянского хребта, до голубого поля с надписью «Северный океанъ».
Когда он первый раз прочитал ее, ему представилось громадное, бескрайнее озеро. Особенно потрясла Корнея его глубина. Судя по надписям на карте, она в некоторых местах превышала две тысячи метров. «Сколько же лет реки заполняли эту ямину? Пожалуй, не одну тысячу», – удивлялся он.
Корней так полюбил странствия по картам, что мог просидеть над ними несколько часов кряду.
Эти воображаемые путешествия распаляли его фантазию. Неведомые горы и прихотливые извивы рек представали перед его мысленным взором так четко, что он «видел» их в мельчайших деталях.
Некая юла, сидящая в нем, набирая обороты, пробуждала желание отправиться-таки к загадочному Студеному морю, известному ему с детства из сказок эвенкийской бабушки.
Прознав, что один из монастырских трудников много раз хаживал с экспедициями по Крайнему Северу, Корней зазвал его к себе.
Долговязый, сутуловатый бородач с умными серыми глазами в свои сорок с небольшим исходил весь Север и мог рассказывать о нем бесконечно. Наверное, поэтому монастырские звали его Географом. Как позже выяснилось, тот и в самом деле был учителем географии. Окончив Ленинградский университет, он девять лет преподавал в школе.
– Николай Александрович, как же вас занесло на Крайний Север?
– Так я, Корней Елисеевич, там и родился. Дед мой из ссыльнопоселенцев. Еще при Александре III протопал по этапу из Тульской губернии до Усть-Янска. Бабушка поехала за ним. Пока отбывали срок, обжились, детей нарожали. Так и остались. Это ведь только для заезжих Север промороженная, закованная во льды и обделенная светом окраина. Они и представить себе не могут, какое буйство жизни у нас летом! А как красиво небо, расцвеченное северным сиянием. Те, кому выпадает счастье видеть все это, пленяются Севером навсегда.
– Я, конечно, ничего этого не видел, но меня почему-то с детства тянет в те края. Крайне любопытно побывать там, где прошли первооткрыватели этих земель и морей.
– Это ж здорово! Корней Елисеевич, вы не пожалеете! Поверьте, в нашей стране не так уж много мест, принявших стольких прославленных путешественников, как мой Усть-Янск, – обрадовался Географ. – Представьте себе, еще в 1637 году енисейский десятник Елисей Буза первым спустился по Лене и вышел в Ледовитый океан с отрядом в 50 человек. На следующий год он же с сотоварищами на не боящихся льдов круглобрюхих кочах[10] достиг устья Яны. Тогда же боярский сын Иван Ребров прошел пролив Дмитрия Лаптева и зашел в устье Индигирки.
– На карте есть море Лаптевых. Это в его честь?
– Разумеется, в честь него и брата Харитона[11]. А устье Колымы морем первым в 1643 году достиг казачий атаман Михаил Стадухин. Общая протяженность открытых и описанных им берегов составила 1500 километров.
10
11
Полярные исследователи двоюродные братья Дмитрий и Харитон Лаптевы первыми описали береговую линию этого моря.