Приведу в связи с этим один эпизод из жизни изыскателей тех лет по воспоминаниям Михаила Леонидовича Рекса, нынешнего главного инженера проекта БАМ.
«Это было осенью 1933 года, в октябре. Наша 33-я изыскательская партия, в которой я был старшим техником, прокладывала ход на запад от пересечения реки Селемджи в районе пос. Февральский. Нам нужно было соединиться с трассой, проложенной соседней партией на запад от перехода этой реки по другому варианту, ниже по течению в районе впадения в нее р. Быссы.
Наш вариант перехода реки Селемджи был одним из нескольких, и никто тогда не мог сказать о том, что именно он впоследствии, в результате сравнения многих вариантов, будет принят.
Базу партии мы разместили в «зимовье» на дорожной просеке вдоль р. Селемджи, пробитой по ее правому берегу в давние времена Переселенческим ведомством. На этой просеке тогда еще сохранились необитаемые деревянные рубленые дома, расположенные примерно через 30–50 километров друг от друга.
Так как нам предстояло в быстром темпе до сильных морозов, к которым мы не были подготовлены, сделать около 40 километров хода, на базе было оставлено все тяжелое снаряжение, размещена радиостанция, питающаяся от движка с ручным приводом, и организована выпечка хлеба.
Через несколько дней партия оторвалась от зимовья и, чтобы не терять времени на долгие переходы, ежевечерне разбивала лагерь на новом месте, там, где кончали работу.
Снабжение партии шло из зимовья вьюком на лошадях, но вскоре мари подернулись льдом, и лошади поранили себе ноги. Пришлось отказаться от вьючного транспорта и перейти на поднос продовольствия людьми.
Было выбрано относительно сухое место в виде залесенного острова — гривки — на мари, и там разместился промежуточный лагерь для доставки на трассу продовольствия, в основном хлеба, там же паслись лошади.
Трассировочный отряд ушел вперед, взяв с собой только геодезические инструменты и минимум кухонной посуды. Остальное, включая палатки, было оставлено в промежуточном лагере. Большая часть переключалась на пешую подноску продовольствия.
Все усилия были сосредоточены на достижении одной цели — соединиться с трассой, проложенной соседней партией, а необходимыми сведениями о ее положении наша партия не располагала. Для их получения была использована рация. Был запрошен и получен писаный план линии, включающий длины линий и углы поворота. Это позволило составить совмещенный план ходов — нашего и соседней партии — и определить их взаимное положение.
Так случилось, что этот план из зимовья на трассу пришлось доставлять мне в одиночку. Чтобы сократить расстояние и время доставки, я решил идти «напрямую», рассчитал приблизительно азимут и пошел. Топографических карт у нас тогда не было, а аэроснимки охватывали небольшую полосу вдоль реки, и из их зоны я вскоре вышел. Далее по пути встретилось много препятствий, завалы — буреломы, ручьи на мари с большой глубиной воды, затянутой тонким льдом, который не мог еще выдержать тяжести человека, а главное, сама марь. Были и острые моменты — провалившись в один из таких ручьев по грудь, думал, что не выберусь. Было опасение, что могу пересечь трассу на открытой мари, где она незаметна, и тогда уйду на север, и другого ориентира уже не будет. Разные были мысли. Досаждал также мокрый ватный костюм, заледеневший снаружи, и промокший рюкзак на спине с самым необходимым походным припасом. План и спички, правда, не намокли, они были в шапке.
В результате многих огибаний непроходимых мест я отклонился от нужного направления и уже потерял было надежду найти своих; когда уже смеркалось, вышел на наш промежуточный лагерь. Вот это была действительно радость.
Конюхи дали мне свою сухую одежду. Напоили горячим чаем, и так стало хорошо и тепло, что это ощущение и сейчас перед глазами как живое, едва только вспомнишь о тех днях.
На следующий день план был доставлен к месту работ, и, надо сказать, вовремя, так как еще через день с его помощью была осуществлена смычка с соседями.
Возвращались в зимовье ночью сразу же после смычки, никто не захотел провести лишнюю ночь на покрытой снегом малогостеприимной заледенелой мари. Все тянулись в зимовье, к теплу, где горячий обед и сон на нарах представлялись верхом блаженства.
Так мы отпраздновали шестнадцатую годовщину Великой Октябрьской революции.
Отдохнув три дня — причем отдых состоял главным образом в камеральной обработке полевых материалов, упаковке имущества и сборе в дорогу, — мы отправили имущество вьюком на лошадях, а сами совершили пеший пятидесятикилометровый переход до Норского склада. Далее двигались в г. Свободный на открытых автомашинах, к этому времени морозы уже перевалили за —30 °C».
Думаю, что этот эпизод был типичен для изыскателей Байкало-Амурской железнодорожной магистрали тех лет. Современное техническое оснащение партий сильно облегчило труд и благоустроило быт изыскателей, но ситуации, подобные описанной, встречаются и сейчас.
В эти годы велось строительство и второй соединительной ветки Сибирской магистрали с трассой БАМ. Строительство земляного полотна автомобильной дороги Волочаевка — Комсомольск было начато в 1933 году и закончено у Комсомольска в 1934 году. Затем земляное полотно и мосты были использованы под железную дорогу. Укладку верхнего строения начали в 1935 году, уложили весь путь до Комсомольска длиной в 351 километр в конце 1936 года. К 1 июля 1940 года была закончена сплошная перекладка рельсов на протяжении в 375 километров. При прокладке дороги на этой линии в 1934 году погиб начальник изыскательской партии Литовко. Очевидцы рассказали, что он сидел в палатке, работал над профилем дороги, а рядом валили таежные деревья. Одно из них угодило как раз на палатку и послужило причиной гибели. Теперь одна из станций названа его именем.
А теперь слово главному инженеру Мосгипротранса Дмитрию Георгиевичу Краюшкину, в далекие 30-е годы технику-нивелировщику изыскательской партии.
«В первых числах июня 1932 года, вечером, от пристани отвалил пароход «Колумб». Это его второй рейс за открывшуюся навигацию. «Колумб» заметно отличается от своих собратьев в Амурском флоте — белоснежный, с высокой узкой трубой и одним огромным гребным колесом, в отличие от обычных двух бортовых колес, расположенных за кормой.
Среди пассажиров заметно выделяется группа из трех девушек. Знакомимся. Они, чертежницы из Ленинграда, едут тоже на стройку, но дальше, чем мы, в бухту Де-Кастри.
Одна из них, в зеленой шерстяной кофточке и красной косынке, Валя. Она еще не знает, что в недалеком будущем станет носить фамилию Хетагуровой и выступит с патриотическим призывом к советским девушкам ехать на Дальний Восток строить и обживать этот замечательный край нашей земли.
Известно, что ветеран комсомола, кавалер ордена Трудового Красного Знамени Валентина Семеновна Хетагурова, отдавшая много сил службе народу в качестве активной общественницы и депутата Верховного Совета СССР, и сейчас бодра, подтянута, продолжает работать.
К исходу второго дня плавания горизонт стал приближаться, справа вплотную к Амуру приблизилась покрытая лесом сопка, слева тоже возник незатопленный берег.
«Колумб» развернулся и стал подваливать к левому берегу.
На надпойменной террасе на фоне вечереющего неба четко вырисовывалась цепочка серых домиков, деревянная церковка — это было село Пермское, небольшое село рыбаков и охотников — будущий Комсомольск-на-Амуре.
Пристани не было. Были большие груды ящиков, бочек, мешков и восторженная толпа встречающих, из которых, по видимости, большинство состояло из приехавших предыдущим рейсом молодых строителей. Алели плакаты. Со всех сторон выкрикивались приветствия.
По сходням с грохотом ринулись вновь прибывшие, гремели деревянные сундучки, звенели чайники, ведра и котелки. Высадились и мы со своими теодолитами, нивелирами и прочим снаряжением.
В конце июня колонна в 40 человек и 10 лошадей двинулась по тропе в тайгу.
Впереди с ружьем и торбочкой легко шагает наш проводник Илья Соловьев. Тунгус. Он еще молодой, но, удивительно для нас, знающий тайгу лучше, чем мы свой родной дом. Вот пример. Колонна прошла пять-шесть километров, вокруг густой лес. Илья говорит: «Однако, постойте мало-мало, я сейчас будут свой ножик искать — зимой здесь охотился, обронил его в снег». Он уверенно идет в сторону от тропы. Мы с недоверием следуем за ним, думая про себя: «Безнадежное дело — в глухой тайге спустя полгода ножик искать. Лучше новый приобрести». Илья замедляет шаги, наклоняется — на влажной земле валяются стреляные гильзы и чуть-чуть прихваченный ржавчиной небольшой нож.