Я мог бы, конечно, и не делиться с тобой своими мыслями, ведь ты прекрасно знаешь, что для меня нет ничего слаще, чем обмануть ожидания жулика и разрушить все его планы. Поэтому ничего другого ты от меня ожидать бы не мог. «Я тот, чей взор надежду губит, едва надежда расцветет. Я тот, кого никто не любит…», а особенно не любит тот, кто существует за счет использования чужого неведения и слабостей.
Старый Иерусалим состоит всего из двух вещей – торговли сувенирами и торговли иллюзиями. И главная иллюзия этого святого города храм Гроба Господня. Ну, нам с тобой не привыкать к торговле гробами, потому что все религии живут за счет мертвечины. И ничего в этом нового нет, и нет на Земле человека, имеющего настолько свежий взгляд, чтобы ужаснуться этому противоестественному поклонению смерти, этим античеловеческим культам, этим ненавистническим текстам священных книг. Мы можем только грустно констатировать существующее положение вещей, но острого всплеска неприятия уже не испытываем. Религии столько тысячелетий внушают ценность смерти всему человечеству, что природный инстинкт самосохранения скоро совсем самоустранится.
И мы гуськом пошли по узкой базарной улочке, утопающей с обеих сторон в таком количестве товара, что покупки можно было совершать, даже не сходя с дорожки, а только попеременно протягивать то правую, то левую руку с деньгами, по ходу выхватывая нужный предмет. Но послушные граждане этого не делали. Они покорно шли за Сережей, опустив головы вниз, чтобы не споткнуться, а он бежал так, что даже просто задержаться не было возможности. К тому же через каждый метр дорожки появлялась ступенька, ведущая вниз, а ломать ноги никто не хотел. Наконец, он привел нас к обширному ангару с вывеской на русском языке «Базар Виктор». И мы туда вошли. Сначала я даже не понял, в чем подвох, вроде бы цены были точно такими, как и везде. А потом… Всего лишь маленькая деталь, а как она меняет все вокруг. Цифры были такими же, но в долларах. Беззастенчивый Виктор накрывал бывших соотечественников точно по курсу, почти в четыре раза. Пока одногруппники с растерянным видом вертели в руках какие-то расписные тарелки по триста долларов за штуку, я сбегал до соседней лавки и купил плюшевого верблюда с вышивкой «Иерусалим». Вернулся и понял, что ничего не изменилось – та же растерянность в пустом зале и никого у кассы. Потрясая верблюдом, бубенчики на сбруе которого мелодично звенели, привлекая внимание окружающих, я довольно громко сказал, что вот, собираюсь купить четки тут неподалеку. Не желает ли кто-то прогуляться вместе со мной, и мы решим все вопросы.
Они пошли за мной. Не знаю, сколько их было, но периодически кто-то касался моего плеча и говорил:
- Спросите, сколько это стоит.
Я спрашивал и шел дальше. Чаще всего оказывалось, что продавец умеет торговаться по-русски. И группа постепенно размазалась по лавкам тонким слоем.
А я заглянул в один, довольно крупный магазин с двумя входами, чтобы выбрать себе четки. Купить я желал только розарий, и больше меня ничего не интересовало. Но, как назло, в огромных связках находилось все, что угодно, но только не то, что я искал. Больше всего было четок с двенадцатиглавым византийским крестом. Но для разнообразия можно было обнаружить и что-то с полумесяцем или с англиканским крестом, например. А розарий все не попадался.
Я подошел к продавцу, за его спиной тоже были видны огромные связки четок, но подороже.
На мою просьбу найти католический розарий, я получил неожиданный ответ на русском языке:
- Четки все католические, других не существует.
Наверное, я бы мог спорить, что-то доказывать, показывать и изображать на коврике, но сил моих уже не было бороться с этим повсеместным желанием заработать любыми путями. Ему, конечно, было все равно, что и кому продавать, он вообще в этом не разбирался. И желал навязать все, что только под руку подвернется.
Но я уже увидел искомый предмет. И просто сказал ему:
- Вы пока это для меня отцепите, а я достаю деньги. Сколько надо?
- Тридцать, - ответил он и как-то озадаченно на меня посмотрел.
- Что-то не так? – удивился я.
- Русские туристы это не покупают, - ответил он. – Монашки берут бывает. Это же «профессиональные четки»!
«Профессиональный» розарий оказался чудесным. Крупные черные зерна на золотистой шелковой нити. Массивный классический крест с распятием. Я, конечно, не профессионал, и даже не верующий, но мне всегда хотелось иметь четки, похожие на четки святого Доминика и Лурдской богоматери. Не веры ради, а ради любви к литературе, а, если быть точнее, то к малоизвестному роману Золя «Лурд». Если бы я только знал, что, лишь взяв в руки эти четки, я сразу же открою портал в тот самый, столь любимый мною роман, и воочию увижу все то, о чем там написано. Правда с другими декорациями.