Выбрать главу

— Да ладно, Тереза, — я попытался ее уговорить, — рассказывайте все.

— Я думаю, он встречался с кем-то и не хотел, чтобы семья об этом знала.

— С кем?

— С проституткой.

— У нее есть имя?

— Только подумаю о ней, сразу хочется бежать под душ.

— Я дам вам два бакса на кусок мыла, — пообещал я. — Как ее звали?

— Тина Мартелл. А ребята звали ее «Сиськи». Она всегда торчала в «Свинье Генри», — сообщила Тереза и встала, собираясь уходить. — Я скажу официантке, чтобы она забыла про наш заказ. За чашку кофе получите от Тины все что угодно, включая нужную вам информацию.

*

Пока у меня были друзья только за пределами Нью-Йорк-Сити, я не понимал значения слов «неправильная сторона железной дороги». В Бруклине метро часто проходит посреди жилых кварталов, где средняя стоимость и размеры квартиры одинаковы, независимо от того, с какой стороны от линии метро «Бруклин — Манхэттен» вы живете, поэтому там эти слова лишены смысла. Когда мне было лет одиннадцать, я увидел парня, который упал с платформы перед поездом «Д» и вообразил, что неправильная сторона пути означает «на рельсы». Но если бы я только увидел «Свинью Генри» в раннем возрасте, все сомнения сразу бы пропали.

Старый дом с деревянным каркасом, превращенный в бар и клуб мотоциклистов, «Свинья Генри» вклинился между заброшенным заводом по производству красок и мастерской по ремонту автомобильных кузовов. Из фасадного окна «Генри» — если бы можно было хоть что-то разглядеть через пожелтевшее стекло — открывался вид на железнодорожные пути, которые были заброшены, как и завод по производству красок. Я потрогал выпуклость на пояснице, где хранил свою пушку 38-го калибра. Гэри Купер с палочкой, готовящийся к сражению с Генри и его «Ангелами ада».

Когда я вошел внутрь, даже мухи падали на лету от скуки. Тройка пузатых парней с чахлыми бородами играли в покер в кабинке. Они были одеты в грязнющие джинсы и джинсовые куртки, и все трое перестали пускать сигаретный дым друг другу в лицо и глупо улыбнулись мне. Один из них приветствовал меня, подняв банку с пивом «Карлинг Блэк лейбл». Бармен с татуировкой в виде окровавленной розы под правым ухом оторвался от сериала «Больница», чтобы спросить, чего я желаю.

— «Блэк лейбл» и поговорить с Тиной.

Если это и был пароль, бармен не подал виду.

*

— Садитесь вон там. Тина! — крикнул он. — Здесь у тебя свидание с незнакомцем.

Я перенес мое пиво на столик рядом с музыкальным автоматом. Через минуту я сообразил, что это был первый бар, в котором на меня не смотрел со стены Патрик Малоуни с вездесущего плаката. Приятное разнообразие…

Женщина нырнула под стойку и направилась в мою сторону. На ней были пыльные кожаные ковбойские штаны поверх джинсов, ботинки с квадратными носами и харлеевская футболка, туго обтягивающая огромную грудь. Она была низенькая, с широкими плечами и мощной шеей, тоже украшенной окровавленной розой. Ее иссиня-черные волосы были коротко подстрижены. Несколько серебряных кнопок украшали уши. Опухшее лицо было, как это ни странно, нежным.

Я переводил взгляд с татуировки на серьги и короткие волосы. Мне в голову пришла сумасшедшая мысль:

— Он здесь?

— Кто?

— Патрик.

— Какой Патрик?

— Патрик Малоуни, — ответил я.

— Эй, Хэнк, — окликнула она через плечо бармена. — Ты знаешь Патрика Малоуни?

— Заткнись! Не мешай смотреть. — На экране появилась реклама. — Как его зовут?

— Патрик Малоуни, — повторила она.

— Не. Я учился в школе с Фрэнком Малоуни, но он свернул себе шею в Наме.

Когда Хэнк произнес имя Фрэнка Малоуни, коровьи глаза Тины блеснули.

— Почему бы тебе не купить мне пива, мистер?

Когда я принес ей пиво, она чокнулась со мной банкой, и мы представились должным образом.

— Вы и в самом деле не знали, что он исчез? — недоверчиво спросил я.

— Мы здесь не очень то в курсе текущих событий, правда, Хэнк?

— Заткнись. Не мешай смотреть.

— Ну, — спросила она, — так что с ним случилось?

Я рассказал про тот вечер, когда он исчез, и дал ей короткий отчет о событиях, приведших меня в этот бар. Чуть подробнее изложил мой разговор с Терезой.

— Эта сучка! Что она вам сказала о моем прозвище?

— «Сиськи».

— Наверное, была в хорошем настроении. Спорю, она бы взбесилась, узнав, что ее муж, чертов святоша, и его дружок оттрахали меня несколько лет назад в машине за углом от этой глупой парикмахерской, где она работает. Сучка может не волноваться, — она усмехнулась, махнув в мою сторону мизинцем, — у парня член — как у хомячка.

Я позволил Тине еще немного позлобствовать, прежде чем спросил про нее и Патрика.

— Расскажите мне про вас и…

— Я и Патрик… да ничего такого и не было. Дерьмо, он был такой красавчик. Повел меня в кино, и мы пару раз трахнулись. Хочу сказать, он был нежным и все такое. Но вроде как чокнутый.

— Чокнутый?

— Да, он меня обрюхатил и…

— Сделал вам предложение выйти за него замуж

У нее отвисла челюсть:

— Как, черт подери, вы узнали?

— Назовем это догадкой, основанной на фактах.

Она перестала манерничать.

— Не то чтобы это был первый парень, который меня обрюхатил, так что ничего страшного не случилось. Когда я теперь об этом вспоминаю, то думаю, как мило с его стороны было предложить мне брак. Ни один из них прежде такого не делал.

— И что произошло?

— Я подумала, он издевался.

Я поднажал:

— И что вы ответили?

— Ничего особенного. Вначале вроде как посмеялась над ним, — ответила она виновато. — Он продолжал ко мне приставать, и я его послала. Но этот псих все повторял, что любит меня. Он собирался доказать это мне, взяв на свой выпускной вечер. Как будто я хотела туда пойти. Я сказала ему, чтобы он убирался к черту.

Тина рассказала, что вскоре после этого сделала аборт, добавив в шутку, что в больнице можно назвать ее именем палату. Но меня это не рассмешило. Она была полна решимости не становиться мамой мотоциклистов в буквальном смысле слова. Патрик пытался встретиться с ней до операции, но она сумела его отвадить, а после аборта он потерял к ней интерес. Надо сказать, это меня не слишком удивило.

Я поблагодарил ее за потраченное на меня время. Она не поблагодарила меня за пиво, начала было мне говорить, что, когда встречу в следующий раз Терезу, могу передать ей… Но я объяснил, что вряд ли когда-нибудь снова ее увижу.

— А пошел ты вместе с ней! — Она усмехнулась и снова нырнула под стойку.

Хэнк пожал плечами. Я в ответ сделал то же самое. Трое игроков засмеялись и затрясли головами. Когда я ушел, воцарилась прежняя скука.

6 февраля 1978 года

Завороженный игрой теней, плясавших на стене, я никак не мог решить, когда должен зажечь поминальную свечу по отцу, вспоминая раввина с завязанными глазами, бросающего игрушечные дротики в календарь. В этом году дротик угодил в пятое февраля.

Конечно, мне полагалось зажечь свечу на закате, но я в это время находился где-то между «Свиньей Генри» и шоссе, ведущим к дому, и я пропустил нужное время. Но особой вины не испытал. Мой отец умер пять лет назад. Мое отношение к сверхъестественному не совпадало со взглядами телевизионного шоу «Сумеречная зона». Я не представлял своего папу с ангельскими крылышками, деловито сверяющегося со списком поминальных свечей. Я представлял его лежащим в гробу. А списки — это для Санта-Клауса. Когда я приходил к нему на могилу, я и то не разговаривал с могильным камнем.

Раздался телефонный звонок. Я знал, что это Арон. Дважды в год, утром, после предусмотренного расписанием зажигания поминальной свечи по нашим родителям, Арон обязательно звонил, чтобы сурово отчитать за забывчивость. Нет чтобы позвонить накануне, чтобы я не забыл!

— Да, — ответил я сразу, — я зажег эту дурацкую свечу.