Рогги в этот момент уже успел закинуть свою птицу в котел и начать чистить овощи, настолько сильно Анька застопорилась. Остальные пять кругов прошли, как в тумане. Бежала она «полуходом», ноги отказывались работать и то и дело пытались свалить ее наземь. Однако сила духа и невероятное упрямство Анаис довели ее до победного конца. Рогги только усмехнулся; он почти закинул все овощи и помешивал черпаком супчик из дичи.
— Не надо было так быстро начинать, — пробурчал он, пробуя черпаком суп.
— А чего ж ты сразу не сказал-то? — зло бросила Анька.
— А ты бы меня не послушала, — Рогги снял котелок с костра и, посыпав землей огонь, потушил его. — На своих ошибках учишься лучше.
Анаис ничего не ответила, только надменно посмотрела на него, насколько это было возможно.
— Оставь свою показушную напыщенность где-нибудь у себя в хоромах, — усмехнулся Рогги. Анька посмотрела на супчик, вдохнула ароматы вареной дичи и облизнулась, наивно полагая, что ей что-то достанется. — Иди домой! И завтра поешь утром!
— Как домой? — удивилась Анаис. — Я думала, еще что-то будет.
— Ты валишься с ног, — вздохнул Рогги и отхлебнул супа.
— Неправда! — насупилась Анька, хотя понимала, что он прав. Просто упрямилась и не хотела признавать за кем-то другим правоты.
— Хорошо! Отжимайся от земли десять раз.
Анаис с большим трудом встала в положении лежа на руках, и даже тут Рогги оказался недоволен ею:
— Ну кто так отжимается! Задницу так вверх вытаращила!
Он подошел к ней и невольно оценил фигурку маленькой девочки: не по годам она была прекрасно, атлетично сложена; наиболее хорошо виднелись изгибы ее талии и чуть широкие бедра и плечи, ягодицы были круглыми, в меру выступающими и аккуратными. Рогги неловко схватил Аньку за талию, пытаясь поправить ее положение, но, сильно раскрасневшись и смутившись, оставил свои тщетные попытки.
— Чего, девочек никогда не щупал? — заигрывала Анька, молодая, глупая и беззаботная. Рогги отошел от нее подальше и, скрестив руки на груди, крикнул ей:
— Ну давай, удиви меня!
Анаис, согнув локти, припала к земле животом… И так и осталась там лежать. Роггвер впервые при ней звонко засмеялся:
— Вот умора! Ну ты меня действительно удивила!
— Не смейся, помоги мне! — приказным тоном «попросила» Анька с земли. — Пожалуйста!
— Иди домой давай, завтра снова будем заниматься, змеючка, — усмехнулся Рогги, помогая встать Анаис. В ответ она только презрительно фыркнула. И обиделась, что ее так и не угостили.
Глава IV
На следующий день, с трудом проснувшись под утренние петушиные романсы, Анаис встала и почувствовала, как каждая частичка ее тела разваливается на мелкие кусочки. От боли тошнило, ноги сводило и скручивало в тугой узел, а спина сказала: «Прощайте!». Еле-еле передвигая своими конечностями, она добрела до кладовой, где, обычно, обитала кухарка Любава, мастерица поварского искусства. Было еще очень рано, она только проснулась, и Анька не стала тревожить прислугу по пустякам. Зайдя в кладовую, она посмотрела на уголок, где Любава вместе с Анаис устроили "комнатку" для домового: плотный комок куриного пуха, покрытый сверху небольшой тряпицей, напоминал кроватку, а рядом всегда клали чего-нибудь съестного. Утром на полу были одни крошки, и Аня заботливо положила кусочек хлебушка и почищенное вареное яичко. Горе тому дому, в котором истинный его хозяин — домовой — из-за отсутствия должного к нему уважения превращается в злыдня. Несчастье ждет таких жильцов и всевозможные пакости: от потери необходимых вещей до разрушительных пожаров.
Анаис тоже решила перекусить вареным яичком и хлебушком, запив водицей из кувшина, и позже снова пожалела о содеянном. Дело все в том, что такая сухая пища вставала у нее в горле огромным комом и при беге Анька, опять не сдержав позывов, смачно блеванула еще на втором круге.
Однако это было меньшим из зол: после вчерашних изнурительных упражнений Аня валилась с ног, а не бежала, не говоря уже о том, чтобы скрывать свое недовольство перед наставником. Рогги подгонял ее для вида, однако понимал, сколь трудно и тяжело пройдет для его ученицы именно второй день занятий. По-своему, он восхищался ее упорством. За свои пятнадцать лет Роггвер никогда не встречал таких смелых, физически развитых и бесшабашных девчонок. Видя такую неукротимую силу, он с грустью думал о том, что когда-нибудь блеск в ее глазах, отражающий невероятный азарт и безудержную радость жизни во всех ее проявлениях, потухнет, когда наступит пора замужества. Анаис, считал Рогги, не была для того предназначена. И это его несомненно впечатляло. С молоком матери он усвоил основные законы человеческой жизни, в том числе традиционный семейный уклад. Как и мужики, бабы слеплены из одного теста и созданы для того, чтобы «варить детей и рожать борщи». Но это было точно не про Анаис.