Крессида взяла сына за руку и повела в дом. В.Дж. был в холле и разговаривал по телефону. Он прикрыл микрофон рукой и бросил:
– Это ненадолго.
У Кресси отлегло от сердца; ослабев от облегчения, она почувствовала, что снова может дышать. Но руку сына так и не выпустила, повела на кухню дать молока. Они поднялись по лестнице, а В.Дж. остался у телефона. Из услышанного Крессида поняла одно: муж то ли что-то покупал, то ли продавал. Пока Гил плескался в ванной, она на цыпочках вышла на лестничную площадку и прислушалась.
– Это просто смехотворно… стоит больше трех… – говорил В.Дж.
Трех сотен? Тысяч? Миллионов? Земля? Дом? Боже, только бы не дом,, взмолилась Кресси.
– …я настаиваю, пакет оценивается намного выше… – Послышался злой смешок, Крессида поежилась. – Пять за пакет, Робертсон…
Кресси зажала рот, чтобы не вскрикнуть, поняв теперь, с кем и о чем разговаривает муж – с Муром-Робертсоном, одним из держателей акций отеля «Атлантис». Вэл тоже имел эти акции. Насколько знала Крессида, это была последняя стоящая собственность мужа, хотя понятия не имела, сколько у него акций и во что они оцениваются. Вэл никогда не обсуждал с женой деловые вопросы, но она догадывалась, что он мечтает стать основным держателем акций: закрыть заведение, расчистить место для застройки и сорвать большой куш.
– В четверг? Тогда в пятницу! Ликвид? Отлично! – торжествующе воскликнул он.
Крессида помертвела. Покупает? Но на что? Значит, что-то продал. Она схватилась за голову. Землю? Дом? Нет, без ее согласия не имеет права. Муж положил трубку, и она тихонько возвратилась в ванную.
Через, полчаса она укрыла сонного Гила одеялом. К этому времени Кресси сама валилась с ног от усталости и мечтала об одном: как следует отмокнуть в ванне и пораньше лечь спать. Судя по всему, она приняла важное решение. В какой-то момент в ее душу будто вонзилось стальное острие, и стало ясно до боли: их браку пришел конец, пора начинать заботиться о себе.
Крессида понятия не имела, то ли ее взвинтил О'Дауд, то ли все произошло, когда она догадалась о планах Вэла. Но она не могла не верить собственным глазам. И своим страхам за Гила. Момент истины настал не тогда, когда при входе в собственный дом ее сковал ужас, а когда при виде небрежной улыбки мужа наступило унизительное облегчение. В тот момент она была готова продать свою душу, только бы ему угодить. Или – свой дом…
В какой момент она от безответной уступчивости скатилась еще ниже и начала стелиться ковриком у него под ногами? Когда приняла роль жертвы? Перестала видеть, в какой опасности Гил? Из-за боязни нищеты она отвернулась от возможности любви. От отвращения к самой себе Кресси закрыла глаза. Мир полон матерей-одиночек, которые прекрасно справляются со своими обязанностями, растят и оберегают детей. А она убедила себя, что физический недостаток Гила делает их ситуацию отличной от всех остальных. Отличной – да, но не безысходной, как думала она. Это объяснил ей Джон Спейн. И Фрэнк. Милый, добрый, замечательный Фрэнк. Он казался таким взрослым.
Она постоянно думала о нем, и он тоже говорил, что все время думает о ней. Но Кресси не собиралась взваливать новую тяжесть на и без того перегруженные плечи этого мужчины. Она наблюдала за Рекальдо с тех самых пор, как он появился в Пэссидж-Саут, и до нее доходили многочисленные слухи. Его называли Загадочным, иногда Испанцем. Мужчиной с прошлым. Судили-рядили, почему он оставил работу в столице и похоронил себя в безвестном прибрежном поселке. Но затем заправляющая на почте миссис Райан выяснила, что у него шунт в сердце, и все успокоилось. Бывало, в те первые дни, когда Кресси и Гил выгуливали на скалах Финнегана, он тоже вышагивал там или сидел на камне и что-то заносил в маленькую записную книжку. Как-то однажды он появился с нелепым щенком, и с тех пор они хотя бы раз в неделю гуляли вместе, обычно в дружелюбном молчании. Что бы ни побудило Фрэнка приобрести Баркера, Кресси не помышляла о любви, даже не думала, что способна на такое чувство. Она была замужем и, несмотря на плохие отношения с Вэлом, серьезно относилась к своему семейному положению. Однако девять месяцев назад, в канун Нового года, внезапно, против всех ожиданий, они с Фрэнком непостижимо и оглушительно влюбились друг в друга.
Фрэнк играл на контрабасе с джазовым трио, которое иногда выступало в пабе Хасси. Приближалась полночь, в небольшом зале организовали дискотеку, гости принялись танцевать. Вэл уже успел изрядно набраться и приставал к двум немкам – настаивал, чтобы обе танцевали с ним одновременно. На жену он весь вечер не обращал внимания. Крессиде это все изрядно надоело, и она, стараясь не замечать кривляний мужа, оперлась локтями о стойку и мрачно тянула из бокала вино. В этот момент в людном зале к ней подошел Фрэнк.