Макбрайд пригляделся к карточке и коротко заметил:
– Не много от этого пользы. Я бы сказал, что все здесь скорее похоже на формальное, чем на какое-нибудь особенное приветствие. Видимо, постоянно держала такие наготове. Наверное, гордилась своим домом, – добавил он, выходя из комнаты.
– Сколько у нее было слуг? – спросил Коффи.
– Насколько мне известно, двое, – ответил сержант. -Женщина, Мэрилин Донован, каждое утро приходила убираться, и раз в неделю являлся садовник. Он работает в гостиница «Атлантис». Его зовут Спиллейн. Финбар Спиллейн.
– Надо будет их допросить, – повернулся к инспектору суперинтендант.
Рекальдо кашлянул.
– Мэрилин Донован в понедельник вечером госпитализировали. Мне кажется, у нее случился выкидыш.
– Когда вы это узнали? – раздраженно поинтересовался Коффи.
– Утром, когда я забирал на почте газету, мне рассказала миссис Райан, – объяснил сержант. – И по дороге сюда я заскочил к Донованам. Дочь Мэрилин – ей лет десять-одиннадцать – сообщила мне, что маму поместили в больницу «Бон-Секур» в Корке. – Сержант кашлянул. – Могу я вас кое о чем попросить?
– Продолжайте, – разрешил суперинтендант.
– Видите ли, я знаком со всеми этими людьми. Не близко, но достаточно. В маленьком местечке, как наше, всем обо всем известно, и я могу оказаться в неудобном положении. А я бы хотел продолжать здесь работать. Мне потребовалось два года, чтобы завоевать доверие местных жителей. Обидно, если все это пойдет прахом.
– Другими словами, вы не желаете участвовать в расследовании или хотите создать впечатление, что не имеете к нему отношения?
– Что-то в этом роде, сэр.
Коффи задумчиво почесал подбородок.
– Вот что я скажу: давайте обсудим это в конце дня, когда получим заключение патологоанатома и будет ясно, с чем имеем дело. Я вас понимаю, но сам не сумею уделить этому делу слишком много времени, поэтому Филу потребуется помощник. В этом случае вы будете очень полезны, по крайней мере в качестве вспомогательного персонала.
– Подозреваю, что предстоит очень много беготни, – вздохнул Макбрайд. – И не только по округе. Есть еще клиника в Дублине и многое другое.
– Хорошо, поговорим об этом позже, – подытожил суперинтендант. – Фил, что там у Луизы с отпечатками?
Инспектору почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Трудится в лаборатории. Получим письменный отчет, как только вернемся в управление. Но она полагает, что несколько отпечатков внизу соответствуют пальчикам О'Дауда. А отпечаток большого пальца на стеклянной крышке телефонного столика на первом этаже принадлежит Спейну. У него есть небольшой шрам прямо под центральным завитком рисунка. Ошибиться трудно.
– А на самом телефоне? – спросил Рекальдо.
– Тоже пальцы Спейна – ясные как день.
– И больше никаких? – удивился суперинтендант. – Получается, что трубку протирали?
– Похоже на то, – пожал плечами инспектор. – Душка Луиза потом нам все расскажет.
Макбрайд не пытался скрыть, что темнит, но Рекальдо, еле сдержавшись, чтобы не съязвить, только заметил, что наличие отпечатков пальцев на телефоне по крайней мере подтверждает рассказ Спейна.
– Подтверждает только то, что он пользовался телефоном, но неизвестно когда, – мстительно парировал инспектор, не высказав никаких предположений об О'Дауде. Рекальдо же упорно избегал высказываний на эти темы.
– Пока тут рылись, не нашли что-нибудь вроде сумки или чемоданчика? – спросил Коффи.
Макбрайд покачал головой. Они проводили обыск очень тщательно, но ничего похожего не обнаружили.
– Может быть, в машине, – предположил он. – При условии, что машина имеется.
– Гараж закрыт, – сообщил Рекальдо. – Я проверял, на воротах замок.
Суперинтендант взял у инспектора связку ключей и пошел взглянуть на машину, а двое оставшихся полицейских тем временем снова и снова прокручивали пленку на автоответчике. Там оказалось шесть сообщений и еще три или четыре соединения без слов: звонивший не стал говорить, и был записан только шумовой фон. Два сообщения были оставлены одним и тем же мужским голосом, еще два – разными мужчинами. Как ни странно, никто себя не называл, поэтому невозможно определить, кто такой тот жизнерадостный американец, который говорил: «Привет, Эванджелин, это я. Надеюсь, ты получила мое сообщение. Искренне сожалею по поводу всей этой истории. Грейс уже в пути. Попробую позвонить еще раз вечером».
Звонившие женщины, напротив, не скрывали своих имен. Первая, Роза О'Фаолейн, подтверждала время встречи – в пятницу, в двенадцать сорок пять, – однако, к досаде детективов, не упомянула место. Вторая оставила последнее, и самое длинное на пленке, сообщение. У нее оказался низкий, довольно приятный голос, но произношение не выдавало, откуда она. «Шестнадцатое. Двенадцать двадцать. Это Грейс. Боюсь, что Муррей все еще в Миннеаполисе. Он позвонит и все объяснит. Я отправлюсь вперед одна, но опасаюсь, что на день задержусь. Слышала, в Лимерике такая распродажа, что было бы грех пропустить. Свяжусь как только буду знать точное время приезда. До встречи».