Вместе с князем Дмитрием Гнедко бил на Клязьме войско великого князя Василия Темного, дважды всходил на великокняжеский престол в Москве, убегал в Галич, возвращался в Москву и снова убегал.
На его глазах князь ел отравленную курицу и двенадцать дней кончался. О, если бы Гнедко мог предположить, что подает на стол повар, подкупленный посланцами Темного, он бы проглотил живьем эту курицу, но не дал бы князю прикоснуться к отраве!
Шемяка умирал тяжело. Его могучее тело долго сопротивлялось действию яда. Двенадцать дней Гнедко не отходил от ложа умирающего. И много раз описывал агонию сыну и его товарищам. Во всех подробностях, ничего не упуская. И как рвало князя желчью и черной рвотой, и как немели и дергались могучие руки, как искажали судороги высокое чело, как прядями выпадали волосы, темнела кожа. Сцену смерти Шемяки Афанасий представлял яснее, чем лицо собственной матери.
Он родился в 1458 году, спустя пять лет после кончины князя, и, едва научившись говорить, был отвезен отцом в отдаленный Спасо-Каменный монастырь на Каменном острове посреди Кубенского озера. Афанасия и еще четырех ребят растили убийцами. Они должны были привести приговор в исполнение. А приговор, вынесенный Шемякой на смертном ложе, гласил: отомстить Василию Темному и его семье. Всех извести под корень, никого не оставить. А на престол великокняжеский в Москве возвести законного наследника, Ивана Дмитриевича, сына Шемяки, правнука великого Дмитрия Донского.
Эти слова Афанасий и четверо его товарищей повторяли перед сном, как «Отче наш». Учил их Онисифор, ближний дружинник покойного князя. Кроме его и Гнедка о существовании мстителей никто не знал.
Монастырь был выбран не случайно. В 1453 году в обители скончался святой подвижник Иоасаф Каменский, святые мощи преподобного прославились нетлением и чудесами.
В мире угодника звали князем Андреем, и был он братом Софьи, жены Шемяки, матери Ивана Дмитриевича. Игумен Кассиан, ближайший друг святого, питал великий пиетет к семье угодника и охотно предоставил кров и убежище детям соратников отравленного князя. Игумен ни во что не вмешивался, ему наследовал игумен Александр, и тот по примеру своего наставника тоже не обращал на василисков внимания. А те ждали своего часа.
Василисками Онисифор и Гнедко называли своих воспитанников. Подобно сказочному чудовищу с телом петуха, хвостом змеи и короной на голове, убивающему все живое одним взглядом, каждый воспитанник должен был превратиться в убийцу, устоять перед которым не смог бы никто.
План был прост. В 1447 году великий князь Василий Тёмный с супругой и детьми во время поездки по северным монастырям посетил Спасо-Каменную обитель. Принес богатые дары и чудотворную икону Спаса Еммануила. Икона принадлежала еще Дмитрию Донскому, ее привезли из самого Царьграда.
Гнедко и Онисифор предполагали, что, подобно усопшему отцу Василию, великий князь Иван также со всей семьей посетит северные монастыри. Вот тогда их и пустят под нож. Никакая стража не устоит против двух бывалых дружинников и пятерых бешеных василисков. Впрочем, стражу с собой великий князь взял бы условную – в северных монастырях опасаться было некого.
Оставалось только ждать и вострить василисков. Их учили рукопашному бою на мечах, стрельбе из лука, метанию копья и дротика. В десять лет Афанасий мог кистенем кору с дерева снять, да так, что ствол оставался неоцарапанным.
– Крепче руку держи, – учил Онисифор. – И бей не рукой, глазом бей. Сердцем, головой, всем естеством своим. Тогда не промахнешься.
С одиннадцати годков василиски начали добывать свежину для братьев чернецов. По осени, когда рыба на озере переставала клевать, ходили с острогой на щук, сомов, язей и голавлей.
– Веселое дело! – говаривал Онисифор. – Нет лучшей сноровки для глаза и руки, чем охота острогой. Тот, кто щуку одним ударом уложит, тот и врага в бою достанет.
Острога требовала трех непременных условий: темной ночи, светлой воды и тихой погоды. Первым двум условиям отвечала ранняя осень на Кубенском озере, когда ночи делались длинны и темны, а вода от первых морозов становилась совершенно прозрачною – холод осаждал на дно травы и всякую плавающую дрянь. Третьего же условия – тихой погоды – приходилось терпеливо дожидаться.
Неспокойно Кубенское озеро, гуляет по нему свежий ветер, гонит крупную рябь, гнет верхушки деревьев. Прибрежные камни всегда покрыты пеной, срываемой ветром с гребешков волн. Но уж когда упокоится, озеро становится плоским и недвижимым. Смотрит рыболов на его тишайшую гладь и не верит, что это ровное зеркало всего полдня назад гуляло и волновалось, с шумом разбиваясь о скалы.