— Ну и напугал! — протянул он и вновь забулькал.
В этих звуках Пойкко с удивлением разгадал смех пришельца.
— Ну и ну! Чуть до смерти не довёл, — старичок приложил ладони к сердцу. — Так и обмер весь.
Затем в глазах его промелькнула задоринка.
— Ты откуда здесь взялся? Давай знакомиться. Меня зовут Тыйхи, — представился он.
В сероватых сумерках, расположившись вокруг весело горевшего небольшого костерка, ощущая внутри приятную тягость сытых желудков, они чинно беседовали, вяло отмахиваясь от наседавшего комарья.
— А ведь ты меня, однако, за Л’ёкко принял! — Тыйхи забулькал, словно кипящий бурдюк, и хитро прищурился.
Лицо Пойкко зарумянилось. Он не находил ответа и смущался всё больше и больше.
— Знаю, знаю! — кивнул старичок, скаля щербатый рот. — Так-то частенько бывает. Люди пугаются. А вообще-то я мирный.
Выручая не знающего куда себя деть внука, Каукиварри пришёл на помощь:
— Не так-то и похож, надо сказать. По мне, так и вовсе не похож. Я сразу понял, кто ты есть, хотя до того не встречал.
— Ладно, — махнул рукою собеседник, — все так говорят. Но я-то наверняка знаю, что обо мне думают.
Он вновь улыбнулся.
— Да это и не удивительно.
Пойкко невольно покосился на горбатого чудного старичка: Л’ёкко, да и только!
— Что слышал обо мне, то приятно, — горбун сменил тон и заговорил серьёзно. — Надеюсь, ничего плохого. А я тоже знаю, зачем вы здесь.
Каукиварри кивнул.
— Посвящение, — продолжал Тыйхи, бочком, чтобы не поранить огонь острым краем, подкладывая в костёр новую ветку. — Народ уже собирается. Три дня, как пришли люди от Ноппиляне, Полвиен. Привели мальчишек целую кучу! Наши тоже отправились в ближние и дальние стойбища. Скоро загорят костры и рассеются дымом богатые воздаяния! Хорошее время!
Он поднял и покрутил в руке зажаренного окуня, мотнул головой и вернул на место. Лениво осмотрел добрую кучку оставшегося жарева, к которому уже никто не притрагивался, и сглотнул слюну, подавив сытую отрыжку.
— Когда в стойбище пойдёте? — спросил он погодя, заметив некоторую сдержанность гостей, до сих пор присутствующую в их отношении к нему — «хозяину» тайко-сья.
Каукиварри сдвинул брови, шмыгнул и заторопился с ответом:
— Да может уже завтра отправимся. Вот если б не это, — он горестно махнул на свою покалеченную ногу. — Мы бы не завернули на чужое тайко-сья. Да идти уж совсем невмоготу стало. Поначалу и подумать не мог, что так-то выйдет.
В голосе исавори звучали нотки смущения, и Пойкко стало жалко деда, вынужденного стыдиться своей немощи.
Горбатый Тыйхи сочувственно прицокнул языком.
— Да куда ж ты завтра пойдёшь? Рана-то не пустяшная. Отлежись. Полегчает — пойдёте. Тут недалеко совсем — потихоньку до вечера добредёте. А я только рад буду.
Тыйхи хитро прищурился и добавил:
— Я уж на протяжении целой луны с людьми-то только мельком вижусь. Так что мне только в радость.
Каукиварри с благодарностью кивнул.
— Меня в наказание сюда отправили. Две луны велено кормить предков, молиться и следить за святилищем. Таково моё наказание. Идти мне некуда, в стойбище не пускают. Иногда ноий[17] придёт, иногда охотник какой заглянет, чтобы предков умилостивить. А так всё больше один, — горбун смахнул капельку пота, струящуюся по переносице, и усмехнулся каким-то своим мыслям. — Одно и спасение от одиночества, что пропитание себе ищу едва ли не каждый день.
Он указал на жареных окуней.
— Будьте моими гостями. Голодом морить не буду: сетей-то у меня не одна — всегда с лихвой добывал.
Исавори часто кивал, слушая излияния Тыйхи. Когда тот замолк, Каукиварри вдруг спросил:
— Кто нынче ноий у вас?
— Да Харакко, — лёгкая тень набежала на добродушное лицо маленького старичка. — Молодой совсем. Это он меня и… отправил сюда.
— Прежнего-то ноия вашего я знавал, — сказал исавори. — Он сильный был, многое умел.
— О-о, — протянул Тыйхи, — прежний не чета теперешнему. Этот пока птенец. Старый ноий ему всего-то не успел передать, помер. Вот и приходится Харакко частью у других учиться, частью самому до всего доходить.
— А не знаешь ли кого, кто бы мог рассудить одно хитрое дело? — Каукиварри несмело взглянул горбуну в лицо, но тут же отвёл взгляд. — Кого-нибудь знающего… Ну, не ноия, но кого-нибудь…
Напряжённое лицо исавори приняло растерянный вид, и он умолк, прикусив нижнюю губу. Тыйхи сузил глаза, склонил голову набок.
— Кого-то вроде ноия, — подсказал он.