С Лихачевым знакомство начнется с волны жгучего стыда, которая по собственной моей вине станет наградой за мою суетность. Кто-то из ленинградских депутатов предложит сняться на память вместе с Лихачевым, и я, не подумав, подойду к нему с этим нелепым предложением. Дмитрий Сергеевич ответил только взглядом, но и взгляда бывает достаточно, чтобы провалиться сквозь лестничную площадку Дворца съездов. Все в этом взгляде — и мудрая усмешка, и недоумение (зачем вам это?), и что-то, словами вовсе не выразимое.
Человек, сидящий в зале, и тот, кто смотрит Съезд по телевизору, по-разному воспринимают происходящее. Смотрю вечером то же самое заседание, что днем прокручивалось передо мной наяву, и несовпадение впечатлений разительное.
С самого первого дня Съезд стал работой, причём работой очень напряженной. Сразу же возникли какие-то тупиковые юридические ситуации, и надо было в считанные минуты искать выход из процедурного лабиринта. Несколько раз у меня это получалось. Я сижу недалеко от микрофона. Двадцать первое место в седьмом ряду. Стоит взметнуть над головой мандат, и председательствующему трудно тебя не заметить.
Один из самых острых моментов I Съезда — выборы Ельцина в Верховный Совет.
Сначала Ельцина забаллотировали. Это можно было предсказать сразу: он единственный шел в Совет Национальностей по альтернативному списку. А поскольку аппарат провел немалую работу, особенно в республиканских организациях, разъясняя, как и кого вычеркивать, шансов у Ельцина почти не оставалось.
Когда стало ясно, что Ельцин не прошел, встал депутат Алексей Казанник и сибирским напевным говорком объявил: он готов снять свою кандидатуру, но лишь при условии передачи своего мандата Ельцину. Часть зала встретила слова Казанника овацией, часть протестовала. Видимо, и Горбачев понял юридическую двусмысленность ситуации, и, когда я поднял руку, он тут же обратил на это внимание.
Я сказал, что по действующему законодательству и по правилам, принятым в любом парламенте, отказ может быть только безусловным. Нельзя отказаться от назначения в пользу другого. И поэтому, если депутат Казанник не собирается работать в Верховном Совете, условий Съезду он ставить не может.
Тут правые депутаты, удовлетворенные таким поворотом, заулыбались. Левые же напряглись. Успеваю заметить растерянность Казанника и обычную в трудных ситуациях непроницаемость Ельцина. Говорю, что при этом я понимаю и депутата Казанника, который отказывается не вообще, а для того, чтобы Борис Николаевич вошел в Верховный Совет. Поэтому мы можем принять решение чисто процедурного характера, а не специально по Ельцину и Казаннику. Пусть в случае отказа избранного в Верховный Совет депутата его место автоматически займет тот, кто набрал наибольшее количество голосов, но в высший орган власти не попал.
А именно так и было в случае с Ельциным.
Юридический выход, не нарушающий ни законности, ни справедливости, найден. Съезд его принимает, и Казанник, не ставя никаких условий, отказывается от места в Верховном Совете. Автоматически его место занимает Ельцин. Все последующее показывает, что этот шаг был правильным: москвичи, избравшие Бориса Николаевича народным депутатом, удовлетворены, напряжение в городе ослабевает. Можно работать дальше, можно сохранять надежду, что при новом парламентском тупике разумный выход в конце концов будет найден.
Впрочем, когда будут изданы шесть томов стенографического отчета I Съезда, я прочту в первом томе такой заголовок: «Принятие заявления депутата Казанника А. И. о сложении им депутатских полномочий в Верховном Совете СССР в пользу депутата Ельцина Б. Н.».
Трудно быть юристом в неправовом государстве!
С Ельциным мы познакомились уже в конце работы I Съезда, на учредительном собрании Межрегиональной депутатской группы. Под свист и улюлюканье правых, объявивших нас идеологическими раскольниками, демократические кандидаты все же решаются заявить о своей организованной оппозиции агрессивно-послушному большинству. Советский парламент никогда еще не видел живых фракционеров, и даже у центра этот наш шаг восторга не вызывает. Мы собираемся в Доме кино. Уже начался июнь, в столице по-летнему жарко, и день рождения Пушкина мы встречаем декларацией об учреждении МДГ.
Звезда пленительного счастья вот-вот обещает взойти на политическом небосклоне.
Ельцин избран одним из сопредседателей «межрегионалки», мне же предложено войти в координационный комитет нашей парламентской фракции. Отношения с Ельциным с первой минуты не простые: я чувствую его недоверие и настороженность и отвечаю тем же. Выступления Ельцина на Съезде и на московских митингах мне не нравятся: популистский напор в них порой берет верх над здравым смыслом; я считаю, что политика это не украшает.