В эти же дни в Китае находился Михаил Горбачев, и позже молва запишет меня в список сопровождавших его лиц. Для кого-то это станет объяснением, почему на Съезде несколько дней подряд буду получать слово и с трибуны, и у расставленных в зале микрофонов. Должен и здесь огорчить проницательного читателя: Горбачева до Съезда я видел лишь на экране телевизора, а в Китае был по приглашению Ляонинской академии наук, где изучал опыт свободных экономических зон и перспективы сотрудничества с Ленинградом. Поездка моя началась до визита Михаила Сергеевича, а закончилась после него. Встречаться мы не могли даже теоретически: когда Горбачев вел переговоры в Пекине, я был в Шэньяне, далеко на северо-востоке Китая.
В Москве выяснилось, что подготовка к Съезду уже идет. Нам было сказано, что сначала пройдет встреча российских депутатов с руководством партии и российским правительством.
Встреча эта произошла 23 мая в здании Совета Министров РСФСР. Вести ее должен был Председатель Президиума Верховного Совета России Виталий Воротников. Однако он продержался у микрофона лишь несколько минут: оказалось, что он, опытный аппаратчик старого закала, председательствовавший на сотнях мероприятий государственного масштаба, абсолютно не умеет управлять форумом несогласных. Он привык иметь дело с живыми автоматами, а тут, когда зал стал проявлять строптивость и посыпались незапланированные вопросы, он совершенно растерялся.
Горбачев, увидев это, сам стал вести встречу.
Очень коротко он сказал о значении Съезда для страны, и начался вечер вопросов и ответов. Мы спрашивали — Горбачев отвечал. Нам надо было знать его позицию: как будет проходить Съезд? Что мы станем обсуждать? Как будем решать организационные вопросы и вопросы регламента?
Первое мое общение с Горбачевым началось с установленного в зале микрофона. Я вышел и спросил о том, как глава партии и государства представляет отношения партии и народных депутатов. Спросил потому, что не давала покоя встреча в Смольном, на которой руководитель Ленинградского обкома Юрий Соловьев пытался инструктировать народных депутатов. Горбачев ответил корректно; ни враждебности, ни раздражения в его словах не было:
• Все будет решать Съезд. Мы за вас, товарищи, решать не собираемся, а тем более оказывать давление.
При этом я физически ощутил обаяние и силу личности Горбачева. Поддайся этому обаянию, и ты начнешь действовать, как под гипнозом. Это объяснило мне многое в фантастическом взлете Горбачева на вершину власти.
После I Съезда пройдет год, и восприятие горбачевского обаяния притупится. Он и сам станет иным, менее открытым и более измученным. Да и я знаю, что мое лицо тоже изменилось за тот же год. Улыбаться и шутить я стал куда реже. Ну а Горбачев переставал улыбаться буквально у нас на глазах.
Наиболее ярким предсъездовским эпизодом, на мой взгляд, стала встреча депутатов с руководством КПСС (по сути дела — со всем Политбюро). Это произошло за два дня до начала Съезда в Большом Кремлевском дворце, в его длинном и мрачноватом зале, где сегодня заседают народные депутаты России.
Приглашались члены партии, но двери были открыты и перед беспартийными депутатами, а Андрею Сахарову и Алесю Адамовичу даже предоставили слово. Надо вернуться в те дни, чтобы ощутить всю новизну такого акта.
Открытость, доброжелательность и, главное, конструктивность горбачевского ведения этой встречи тоже поразили всех депутатов. С ней контрастировала замкнутость, суровость и какая-то отчужденность почти всех прочих членов Политбюро. Казалось, что они чувствуют себя в этом зале явно чужими. И ни один из них в тот день не промолвил ни слова, словно они — просто безмолвная свита, пришедшая сюда не по своей воле и не очень интересующаяся происходящим.
Нас ознакомили с результатами Пленума ЦК (он состоялся накануне) и рекомендациями по назначению на высшие государственные должности: Председателем Совета Министров предлагалось избрать Николая Рыжкова, председателем Комитета конституционного надзора — Виктора Ломакина, Председателем Верховного суда СССР — Вячеслава Лебедева, председателем Комитета народного контроля — Сергея Манякина, дальше следовал целый ряд других назначений, столь же откровенно аппаратных и немотивированных. Я был удивлен и возмущен предложениями по кандидатурам Председателя Верховного суда и председателя Комитета конституционного надзора. На высший юридический пост страны — Председателя Верховного суда СССР — Центральный Комитет предлагал неизвестного в юридическом мире человека, лишь несколько месяцев проработавшего председателем Московского городского суда, а до этого имевшего только опыт работы народным судьей. Сосед-юрист разъяснил мое недоумение. У Лебедева есть весомое преимущество перед всеми прочими: он — близкий родственник одного из бывших членов Политбюро.