А приметы русича таковы: выдаёт себя за купца, но товару не имеет; лет от роду 35, среднего роста, увёртлив, силён, крепок биться на сабле и кулаках, вельми обучен воинскому ремеслу, многим языкам горазд, а такоже грамоте.
Особливые приметы: голубоглаз, волосом прям, рус; на лбу в треть ширины шрам, половина мизинца на левой руке отсутствует. Награда задержавшему русича — золотая чаша, наполненная золотыми монетами».
— Покажи левую руку! — потребовал Узун Хасан.
Мизинец и на самом деле был изувечен в схватке со степными разбойниками, когда отбивали русский полон за Тулой. Вызнали-таки проведчики Касима.
— Значит, ты и есть знаменитый убийца? — с любопытством спросил Узун Хасан. — Как же тебе удалось убить царевича?
— Султан Касим напал на наши суда и пограбил их. Он сам поступил как тать. Убил наших купцов. Я отомстил ему. В схватке, повелитель, не ведаешь, кто перед тобой — царевич или простой воин. Рассуди по справедливости!
Узун Хасан опять стал прохаживаться по коврам. Было видно, что он не склонен принимать опрометчивых решений. Остановившись, он спросил:
— Ты жил в Бидаре, когда отрубили голову Махмуду Гавану?
— Да, повелитель, султан Мухаммед — шах не понял, что великий визирь — благородный человек и охранитель его престола. Поэтому враги шаха всячески старались устранить Махмуда Гавана. Особенно старался Малик Хасан, даже составил подложное письмо, где не было ни слова правды... — Афанасий подробно рассказал о том, что произошло в Бидаре, умолчав лишь о краже драгоценностей из сокровищницы визиря и о замыслах Кабира.
Выслушав, Узун Хасан заключил:
— Султан оказался слишком глуп и самонадеян. Из-за этого и потерял царство. Мой визирь говорил, что ты разбираешься в драгоценных камнях?
— Видел я, повелитель, много яхонтов, сердоликов, гранатов, жемчугов, изумрудов.
— Во сколько ты оценишь вот этот балас? — Шах, подойдя к низенькому лакированному столику, вынул из серебряной шкатулки огромный рубин с мелкой вязью арабских букв по краю. Камень был великолепен, и в золотистом сиянии вспыхнул, засверкал множеством граней, словно голубое пламя, испускающее искрящие лучи, от которых слепило взор. Велика власть красоты! В ней есть некая божественная сила, завораживающая, первозданная. Афанасий благоговейно вернул драгоценный камень Узуну Хасану.
— Если бы я, повелитель, назвал его цену, а этот камень имел бы голос, то он спросил бы меня, встречал ли я нечто подобное? И я вынужден был бы ответить, что не встречал. Тогда бы он спросил, почему же я пытаюсь оценить то, что не с чем сравнивать? Может быть, этот балас стоит целого города!
Афанасий грубо польстил шаху. Явно удовлетворённый ответом, тот бережно уложил рубин в шкатулку.
— Ну что ж, русич, я верю тебе. Султан Касим поступил с вами несправедливо. И твоя месть вполне оправданна. Об этом случае я знаю. Ты не солгал и в малом. А потому отпускаю тебя с миром. Посольства вашего тебе ждать не нужно. Когда оно прибудет — неизвестно. А я скоро пойду на Сивас. Письма с тобой вашему государю передавать, пожалуй, не стоит, у моего врага турецкого султана Махмеда слишком много проведчиков.
Говоря так, Узун Хасан словно в воду глядел.
«И яз из орды пошёл къ Арцицпну (Арзинджан), а из Рыцана пошёл есми въ Трепизонъ. И въ Трепизон же приидох на Покровъ святыя Богородица и приснодЂвыя Мария и бых же въ Трипизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорихъ о налонЂ датъ золотой от своеа головы до Кафы, а золото есми взял на харчъ, а дати в Кафъ. А въ Трепизоне же ми шубашь[190] да паша[191] много зла ми учиниша, хламъ мой всъ к соби взнесли в город на гору, да обыскали всё. А обыскываютъ грамотъ, что семи пришёл из орды Асанбега...»
Ищейки султана Махмеда всё-таки приметили русича. Возможно, что соглядатаем турок был тот самый переводчик — крымский грек, который делал перевод письма Ивана, уж слишком настороженно, с любопытством посматривал он на Афанасия, да и проверить содержимое тетрадей чужеземца ему, знающему язык московитов, было сподручнее. Но подозрение — не доказательство, а проверить его не оказалось времени. Афанасию пришлось встречаться со многими людьми ради сведений, которых он упорно добивался, распростившись с большей частью монет — его долей из сокровищ Малика Хасана. И теперь знал много. Приближённые властителей всегда алчны, но алчность, ставшая мерилом поведения, есть верный признак неустойчивости престола. Равно и государства. Особенно показательна в этом отношении была встреча Афанасия с начальником охраны ставки, кунаком Таусена, который, получив от русича сто монет, проникся полным доверием к кунаку своего кунака. И подтвердил сведения, которые Хоробрит знал от других: у шаха Персии всего лишь двести тысяч войска вместе с резервами, в то время как у турок в полтора раза больше без резервов. Более того, турки-османы воинственны и умелы.