Яков Соломонович уверяет читателя, будто академики М.Н. Тихомиров, филологи Н.В. Водовозов и Н.И. Прокофьев, цитирую, видят в Василии Мамыреве «дьяка посольского приказа», а это вовсе не так. Ссылок нет. Но я усомнился, чтобы наш любимый академик Михаил Николаевич Тихомиров был способен увидеть в дьяке Василии Мамыреве сотрудника приказа, возникшего лишь через 59 лет после его кончины. Он и не увидел – ничего подобного в его трудах нет. Нет такого и в лекции московского филолога Водовозова: у него дьяк лишь ведал посольскими делами. Что «Василий Мамырев … в 1470 г. был назначен Иваном III дьяком посольского приказа» неосторожно заметил филолог Н.И. Прокофьев.
Но, обличая по сути его, а не Тихомирова, Лурье сам впал в ересь, уверяя, что «Василий Мамырев, получивший записки А(фанасия) Н(икитина), никогда не был посольским дьяком». В отсутствие разделения функций дьяков при Иване III, посольским дьяком был дьяк при посольстве: Василий Мамырев выступал таковым в посольстве к братьям великого князя в феврале 1480 г., – и Лурье это хорошо знал.
Рассуждения Прокофьева, который счел Мамырева автором написанного незадолго до путешествия Никитина «хожения гостя Василия», тоже пришлось проверить. Ссылок на рукописи не дают ни переиздавший текст Леонида (Кавелина) Прокофьев, ни Словарь книжников и книжности Древней Руси; отмечено лишь, что их две. На самом деле – одна, как и указал великий археограф Леонид. Это список в Синодальном сборнике середины XVI в., довольно богатый и известный[11]. Но никаких ниточек к дьяку Василию кодикологический анализ сборника не дает, в отличие от результатов изучения рукописей, в которых мы видим списки «Хожения за три моря». Они-то связаны в Василием Мамыревым неразрывно.
Прежде всего, в Львовской и Софийской II летописях невероятно много материалов о Мамыреве. Как, впрочем, и в других летописях, передающих Свод 1518 г. и современный Мамыреву свод 1480‑х гг. – это Иоасафовская летопись, Московский летописный свод конца XV в. и др. В сумме сведений о Мамыреве, причем детальных, даже с датой пожалования в дьяки, в летописях больше, чем о дюжине других дьяков Ивана III. О его сыне Даниле Мамыреве, виднейшем дьяке после него, летописи упоминают много реже. Я приведу, по Своду 1518 г., только одну запись, о кончине Василия, хотя они начинаются с его детства:
Того же (1590) лета, месяца июня 5, противоу недели, в 3 час нощи, преставися дияк великого князя Василей Момырев в чернцех, в схиме, и наречен бысть Варсонофей; а в дияцех был 20 лет без двоу и 8 месяц, а всех лет 60 без двоу да полшестадесят дний; и полоджен оу Троици в Сергееве монастыри июня 7.
С такой точностью писали лишь о великих князьях и митрополитах, и то не всегда.
Из книг Мамырева, большую часть которых он завещал Троице, сохранилась с его пометами пара – это немало. А летописная запись о его кончине явно идет из Троицы, где «Хожение» Афанасия Никитина хранилось в Троицком списке. При этом оно вызывало живой интерес, тогда как летописная редакция в XVII в. забылась.
С жизнью Троицкой редакции в XVII в. связан еще один анекдотический случай, не столь важный, как представление авторской троицкой редакции «Хожения» вторичной по отношению к летописной, но показательный с точки зрения разного подхода историков и филологов к истории текста памятника. В издании 1986 г. Лурье и Каган-Тарковская обогатили книжность Сухановским изводом сочинения Афанасия Никитина. Действительно, «Хожение» вошло в Хронограф великого русского археографа XVII в., троицкого келаря Арсения Суханова. Текст по нему положен в основу издания, а текст по Троицкому сборнику XVII в. дан в разночтениях. Между тем, наши коллеги к тому времени уже 6 лет имели в руках монографию Клосса, в которой обе рукописи, в том числе и Хожение, прекрасно описаны. Причем доказано, что Троицкий сборник был создан в 1640‑х гг., и «Хожение» в нем, по Троицкому списку конца XV в., было целенаправленно отредактировано. А в начале 1660‑х гг. Суханов в своем втором Хронографе отредактировал текст «Хожения» по редакции Троицкого сборника, с ее поновлениями языка, пропусками и даже ошибками. Наши коллеги этого двойного редактирования не заметили: они сочли обе троицких рукописи одновременными и издали текст в обратном направлении его истории: редакцию Троицкого сборника как вторичную к Сухановской. Точнее, они их просто не различили.