Не только их крики, осознал Арчибальд. Потому что он тоже кричал.
Он опустил взгляд на огонь, обвивающий его руки, пожирающий плоть под целехонькой мантией. Рядом с ним визжала женщина, ее предсмертные крики вплетались в чудовищную какофонию. Где-то за гранью боли, за гранью ужаса, перед тем, как последние крохи его сознания пожрало пламя, Арчибальд горевал по Лондону, по Рождеству, по дорогой Джорджиане и мечтам, которым не суждено сбыться.
Глава вторая
Фатима подалась вперед и выпустила клуб дыма из своего кальяна. Муассель смешали из резкого табака, вымоченного в меде, и мелассы с нотками трав, орехов и фруктов. Но чувствовался и другой вкус: сладкий до приторности, он щекотал язык. Магия. Волоски на ее шее встали дыбом.
Собравшаяся вокруг небольшая толпа выжидающе за ней наблюдала. Мужчина с большим носом и в белом тюрбане так близко склонился к ее плечу, что она ощущала окружавший его запах сажи – металлург, судя по вони. Он шикнул на спутника, но только заставил остальных заворчать. Боковым зрением Фатима заметила, как Халид награждает обоих мужчин испепеляющим взглядом – его широкое лицо нахмурилось. Не стоит злить букмекера.
Они, как и большинство, скорее всего, поставили на ее оппонента, сидевшего на другой стороне восьмиугольного стола. «Лет семнадцать, – прикинула она, – с лицом еще более мальчишечьим, чем ее собственное». Но он уже побеждал людей вдвое его старше. Что важнее, он был мужчиной, чему даже в гордящемся своей современностью Каире все еще придавалась важность – это объясняло улыбку на его темных губах.
Часть более традиционных ахва не обслуживали женщин, особенно, если там курили кальяны, а курили их почти везде. Но в этом злачном притоне, спрятанном в нехорошем переулке, пол никого не заботил. Все же Фатима могла пересчитать женщин по пальцам одной руки. Большинство оставили ставки мужчинам. Три сидящие в темной комнате дамы у дальнего столика, без сомнений, принадлежали к Сорока леопардицам, в их кричащих красных кафтанах, хиджабах и синих турецких шароварах. Если судить по презрительным лицам, их можно было принять за зажиточных светских львиц – а не самую знаменитую воровскую банду города.
Фатима отсеяла окружение – игроков, самодовольных мальчишек и высокомерных леди-воровок, – сфокусировавшись на булькающей воде в луковичной колбе кальяна. Когда Фатима вдохнула дым, она представляла его струящейся рекой, достаточно реальной, чтобы смочить ее пальцы. После долгой затяжки из деревянной трубки Фатима позволила зачарованному муасселю пройти сквозь ее тело, прежде чем она выдохнула густую колонну дыма.
Он не походил на обычный дым – скорее серебряный, чем серый. И двигался он иначе: сгущаясь, вместо того чтобы рассеиваться. Ему требовалось несколько секунд, чтобы собраться воедино, но когда это произошло, Фатима не удержалась от чувства легкого триумфа. Дымная река извивалась в воздухе, а по ее поверхности, оставляя за собой рябь, плыла фелюга с туго натянутым латинским парусом.
Каждый взгляд в кофейне провожал бесплотное судно. Даже Сорок леопардиц подняли глаза в изумлении. На другой стороне стола улыбка ее противника сменилась разинутым от удивления ртом. Когда магия иссякла, а дым рассеялся, он покачал головой и отложил трубку кальяна, признавая поражение. Толпа взревела.
Фатима игнорировала похвалы, пока Халид собирал свои деньги. Зачарованный муассель был запрещенным веществом: халтурное чародейство и алхимическая смесь, что имитировали наркотик. Пристрастившиеся отказывались от своих жизней в погоне за все новыми величайшими чарами. К счастью, в женском колледже Луксора была популярна смесь помягче. И в бытность студенткой Фатиме довелось поучаствовать в одной-двух дуэлях. Или трех. Может, больше.
– Йа Салям! – воскликнул парнишка. – Шадия, не зря тебя Уста хвалил.
Халид носил прозвище эль-Уста. Старым турецким титулом называли водителей, рабочих, механиков или ремесленников – любого, кто был действительно хорош в том, чем занимался. Фатима не сомневалась, что Халид и дня в своей жизни не работал честно. Но когда дело доходило до игры со ставками, лучше его было не найти.
– Я же говорил, что она одна из лучших, – добавил букмекер, усаживаясь, чтобы пересчитать пачку купюр.
Имя Шадия предложил Халид. Толстяк служил ее гидом по злачной изнанке Каира, где Фатима эль-Шаарави, специальный следователь египетского Министерства алхимии, заклинаний и сверхъестественных сущностей, могла привлечь нежелательное внимание.