Но вот снова послышался зов. На этот раз тигр спустился по рыхлому склону холма широкими скользящими шагами, обошел кругом колючий кустарник, росший на дороге, добрался до высокой заросли джунглей, остановился и потянул носом, принюхиваясь.
Так как жалобный, умоляющий голос тигрицы звучал теперь беспрерывно, тигр двинулся вперед.
Он пробирался в траве, колыхавшейся на его пути правильной струей.
Не было слышно ни малейшего шума. Дикая кошка, отправляющаяся на разбой, не могла бы идти тише и незаметнее. Тигр прокрадывался легким шагом, раздвигая мордой перепутанные стебли травы, осторожно ступая по влажной земле бархатными лапами. По временам он останавливался, поводил ушами, настораживался, когда неподалеку шарахалось какое-нибудь испуганное животное, убегавшее в страшном смятении. Но это занимало тигра лишь на минуту — он совсем не думал об охоте. Более неодолимая сила влекла его вперед, и он скоро опять трогался в путь, идя прямо к цели.
Тигрица почуяла его приближение. Ее охватила глубокая тревога. Не будучи больше в силах сидеть спокойно в клетке, она прыгала вдоль и поперек, задевая колья, постоянно повертывая голову в одну и ту же сторону, и просовывала временами морду в щели, чтобы позвать тигра глухим, ласковым, тихим голосом, зная, что он услышит ее.
Тигрица испытывала то самое радостное беспокойство, какое чувствовала, когда ей приносили обед. Но в то же время к нему примешивались ужас, боязнь неизвестного, боязнь жестокого, дикого повелителя, могущество которого она предчувствовала.
Тигр с тигрицей встретились наконец.
Давно уже он был здесь, совсем близко от нее, но не отваживался показаться. По мере того как он приближался к тигрице, росло его недоверие. Во-первых, тигр пересек след, запах которого заставил его попятиться с рычанием, потому что он почуял след человека — и человека опасного, вооруженного, человека, внушающего страх, а не беззащитной добычи, которую тигру сейчас хотелось растерзать и съесть.
Человек приходил сюда строить свои козни. Он рыл землю железными инструментами, как всегда это делает, когда расставляет свои западни и ловушки. Попавшись в одну из них как-то раз, тигр приобрел незабываемый опыт и знал, что такое яма, около которой привязана живая испуганная козочка и откуда удается выбраться только с великим трудом, оставляя кровь и куски мяса на острых кольях, которыми утыкано дно.
У тигра мелькнуло желание убежать назад, пригнувшись к земле среди высокой травы, и пробраться в свое логовище. Но голос тигрицы снова позвал его, и тигр остановился, приник к земле, лежал молча, не шевелясь, насторожившись с беспокойством, не зная, на что решиться, куда идти.
Почему она зовет его? Где она? Не грозит, значит, никакой опасности. Она, очевидно, ничего не боится, потому что спокойно мяукает в одиночестве.
Тигр настолько осмелел, что ответил ей очень нежным мяуканьем. Тогда тигрица, казалось, совсем успокоилась, и голос ее зазвучал так решительно, что тигр не колебался больше. Он встал и в один прыжок очутился около клетки.
Его внезапное появление испугало тигрицу. Зафыркав, она попятилась в глубину клетки и приподняла губы над зубами с сердитым ворчаньем. Затем оба легли, подобрав под себя лапы, повернувшись немного в сторону, как бы боясь нападения, но наблюдая друг друга искоса из-под прищуренных век. И оба молчали, выжидая, что будет дальше.
Долго оставались они в таком положении. Порою тигр делал вид, что хочет встать, но тигрица тотчас же загибала уши назад, запрокидывала голову и выпускала когти. Вся шерсть на ней ощетинивалась, и снова раздавалось тонкое, протяжное мяуканье, такое враждебное, что тигр приостанавливал свое движение, не смея пошевелиться и мигая веками, как будто боясь, что тигрица влепит ему пощечину когтистой лапой.
Ночь проходила, теплая экваториальная ночь, полная ароматов и испарений. Все молчало, охваченное грозным, сосредоточенным настроением. И по влажному запаху серебристых туманов, спустившихся над джунглями, уже чувствовалось приближение зари.
Тигрица опять замяукала, подзывая теперь тигра к себе. И на этот раз тигр подошел.
Он подошел так близко, что их морды соприкоснулись между бамбуковыми кольями. Он не боялся больше человека, хотя чуял его присутствие. Чего ему было бояться, если она была здесь и звала к себе? Из горла тигра вырвалось нежное рычание, и он просунул четырехугольную морду между кольями, стараясь повалить препятствие, которое останавливало его. Убедившись в его прочности, тигр нагнул голову и, рыча, стал искать какой-нибудь проход, через который он мог бы проскользнуть. Тигрица слышала, как он вертелся кругом нее во мраке.
Но вот тигр опять остановился. Он стоял у порога, и, должно быть, там было что-то ужасное, потому что он не осмеливался переступить через него.
Чего бояться? Людей?
Она никогда не боялась их.
Она замяукала в последний раз нетерпеливым, успокаивающим голосом.
Он шагнул вперед.
Что-то соскользнуло… И вдруг тигрица подпрыгнула в испуге: тигр страшно зарычал, заревел от ярости, ужаса и боли, заревел так оглушительно, что она бросилась к прутьям клетки, пытаясь бежать.
Взглянув на него, она увидела, что его огромная голова приплюснута к земле, глаза расширены и блестят зловещим огнем, окровавленная пасть разинута во всю свою ужасную ширину. Тигр барахтался, делая страшные усилия приподняться, яростно рычал и бился как безумный. Вся клетка дрожала, тряслась, шаталась, и слышно было, как хвост тигра со страшной силой хлестал в стенки.
Но вот искалеченное тело тигра на миг приподнялось под тяжестью огромной машины из железа, камней и дерева, которая придавила его. Затем послышался глухой треск сломанных костей, тигр прохрипел в последний раз и грохнулся наземь… Дрожа всем телом, фыркая от страха, оскалив зубы и насторожив когти, тигрица забилась в угол клетки с враждебным, сердитым видом и поглядывала боязливо и угрюмо на эту ужасную голову, которую не узнавала больше. А голова тигра пристально смотрела на нее выпученными, свирепыми глазами с выражением боли, изумления и упрека. Но мало-помалу глаза помутились, потускнели, остекленели, утратили свою прозрачность и, наконец, приняли ужасный, неподвижный, мертвый вид. Долго сидела тигрица не шевелясь, остолбеневшая, не понимая того, что произошло. Она чувствовала сильный страх и снова встревожилась отсутствием человека, своего хозяина, приход которого успокоил бы ее. Она чуяла около себя смерть, и это пугало ее. Однако тело тигра не шевелилось, оно было немо. И тигрица стала мало-помалу смелее. Она отважилась приблизиться. Вытянув лапу, она слегка ударила неподвижную голову и попятилась назад.
Наконец ей стало просто скучно быть одной, покинутой с этим мертвым телом, которое оставалось безучастным к ее заигрываниям… Ей хотелось порезвиться. И вдруг тигрица весело прыгнула и начала играть с этим неподвижным телом, как она играла с большими серыми крысами, которые пробегали иногда через ее клетку там, в другом месте, и которых она убивала одним ударом лапы.
Но те по крайней мере еще дрожали после того, как тигрица их таким образом оглушала. Тигр же был совсем мертв. В конце концов тигрица перестала им заниматься, легла набок, растянулась и уснула.
— Ну, теперь тащите осторожней шкуру, да смотрите не испачкайте меха… Какое великолепное животное! И какая сила! Взгляните-ка, милейший, теперь, когда туша освежевана, на эти выпуклые мускулы. Ведь это прямо что-то страшное! Еще немного — и он разрушил бы нашу западню и убежал. Самсон, говорю вам, Самсон, потрясающий колонны храма Ха-ха-ха!..
— Да что с нею, с вашей тигрицей? Она обезумела.
— А это от радости, что она видит нас, черт возьми. Ну, ну, смирно. Тише, Далила! Посмотрите только, какое это ласковое, нежное животное. Настоящая кошечка. Но ведь она, я думаю, околевает с голода. Ах, какая жалость, что мы забыли про то… Ну, что ты еще там такое делаешь?