Я был в то время в городе и потому не видел этой сцены. Меня разыскали по телефону. Конечно, я тотчас же прибыл на выручку Бэби. Приехав на вокзал, я остался с Бэби наедине и, когда возле него уже не было мучителей, громко и ласково позвал издали:
— Ком, Бэби, ком, маленький!
Услышав знакомый голос, Бэби поднял голову и, высунув хобот, начал втягивать в него воздух, как он это делал при питье или подбирании крошек с пола. Несколько секунд, растопырив уши, стоял он неподвижно, и вдруг громадная туша слона зашевелилась. Медленно, осторожно выходил Бэби на трап из вагона, испробовав сначала хоботом и передней ногой доски трапа.
Когда слон сошел на платформу, служащие бросились к вагону и закрыли двери. Я продолжал ласково звать упрямца. Бэби быстро и решительно подошел ко мне вплотную, обхватил хоботом мою руку выше локтя и слегка притянул к себе И сейчас же он почувствовал на своем скользком горбатом языке апельсин. Бэби держал апельсин во рту, не пережевывая, чуть оттопырив свои уши, и тихо, с легким ворчанием выпускал воздух из хобота… Я гладил рукой его серый мокрый глаз и целовал в хобот…
Звуки моего голоса и ласка успокаивали Бэби. Я осторожно освободил руку из-под хобота и пошел по платформе. Слон шел за мной по пятам, как собака…
Дорогой нам встречались любопытные — взрослые и дети. Они бежали за слоном, кричали, многие протягивали ему соблазнительные яблоки и апельсины, белый хлеб и конфеты, но Бэби не обращал внимания на все эти приманки, он шел ровным шагом за мной.
Так я благополучно привел его в цирк.
Прошло несколько дней, прошел благополучно и вечер, в котором выступал Бэби в первый раз в Харькове. Он отработал отлично. На следующий день слон должен был выступать днем. Я стоял посреди арены. Публика ждала выхода своего любимца слона. Я только что собрался крикнуть Бэби «ком», как завеса раздвинулась, и из-за кулис показалась голова слона. Я сразу увидел, что Бэби необыкновенно взволнован: у него были растопыренные золи и хобот закручен, как улитка, к нижней губе. Он шел очень быстро, но вовсе не ко мне. Он даже, вероятно, в волнении своем меня не замечал и направлялся мимо меня, прямо по арене, к главному выходу цирка.
Я, почуяв недоброе, бросился к Бэби и хотел преградить ему дорогу, но… не тут-то было. Он шел все тем же широким быстрым шагом, как будто не замечая меня, прошел в средний проход, вышел в фойе, где служащие и конюхи цирка встретили его с граблями, вилами и барьерами. И на спину злополучного слона посыпались градом удары со всех сторон. Публика, волнуясь, оставила свои места.
Я бросился к Бэби и вместе со служащими буквально повис на нем… Мы висели на слоне со всех сторон, как пассажиры на трамвае. Но стремительности Бэби, казалось, ничто не могло остановить. Он твердо решил покинуть во что бы то ни стало ненавистный ему цирк и шел прямо к двери, которая вела на улицу. Боясь быть раздавленными в дверях, мы оторвались от великана, он вышел наружу и пошел вдоль улицы. Сзади него бежали служащие.
Но едва я покинул арену, как стал лихорадочно срывать костюм и стирать с лица краски грима. Не помню, как я переодевался, как вышел и на первом попавшемся извозчике помчался в погоню за моим беглецом.
Бэби успел переполошить своей выходкой весь город. Попадавшиеся навстречу прохожие, зная меня по портретам на больших плакатах и афишах, указывали мне путь беглеца Я мчался к вокзалу. Уже недалеко от вокзала мне встретился служащий цирка; он вскочил ко мне в пролетку и начал докладывать:
— Не беспокойтесь… Бэби цел… Он прибежал на товарную платформу, как раз туда, где мы выгружались. — И он рассказал, что всю дорогу Бэби спокойно шел уверенным шагом улицами и переулками, ни разу не сбиваясь, как будто хорошо знал город.
Подойдя к воротам товарного двора, он на минуту остановился в раздумье. Засовы и замок преграждали ему путь, но Бэби думал недолго. Минута раздумья — великан слегка налег на ворота, и они, как по волшебству, перед ним растворились: замок, затворы, скобы и балки полетели в разные стороны.
Пройдя весь двор и обойдя длинные каменные склады, Бэби направился прямо на знакомую платформу, к месту, где стоял раньше его вагон. Но вагоны были переведены на другой путь. Не видя их, слон стал как ни в чем не бывало подбирать хоботом сор, бумагу и оставшуюся от разгрузки вагонов солому.
Мне хотелось выяснить, что побудило Бэби пуститься в бегство из цирка. Из расспросов служащих я узнал, что Николай перед выпуском слона на арену взял метелку и стал подметать под Бэби навоз. Сначала Бэби не заметил метлы, но когда тонкие гнущиеся прутья нечаянно задели посеребренные к представлению нарядные ногти слона, — он вздрогнул всем телом, подобрал как-то свой зад, поджал короткий хвост и, как-то мелко шагая, как будто его били по задним ногам, сам побежал на арену.
Почему Бэби так смертельно испугался метлы? А потому, что он никогда ее раньше не видел и в цирк она была занесена случайно.
Бэби, жизнь которого проходила в вагонах или в цирках, отлично знал железные грабли, которые обычно употребляются в цирке, и совершенно не был знаком с метлой; она показалась ему чудовищем, и он бежал… Куда же ему было бежать, кроме вагона, откуда его вытащили на арену и познакомили со «страшным» орудием — метлой.
У Бэби была превосходная память, и дорогу к вокзалу он хорошо запомнил.
Когда я приехал на вокзал, Бэби стоял на платформе, окруженный тесным кольцом любопытных. Я крикнул издали:
— Бэби, ком!
Слон тотчас же, как по мановению волшебного жезла, повернулся ко мне, подняв хобот, и отчаянно заревел.
Толпа дрогнула от испуга и моментально расступилась, давая слону дорогу. Бэби с шумом выпустил через хобот воздух и, шевеля ушами, пошел за мной.
Я отпустил Николая на месяц, пока Бэби забудет о случившемся. Метла была навсегда изгнана из нашего обихода, и вечером Бэби, как всегда, работал спокойно и с удовольствием хрустел заработанным сахаром.
Был ли трусом Бэби, испугавшийся метлы? Конечно нет. Животные всегда боятся неизвестного, чем и была метла для Бэби, и его гнала на вокзал не трусость, а инстинктивное чувство самосохранения.
В другой раз с Бэби едва не повторилась история бегства, когда он во время занятий со мной неожиданно услышал, как один из музыкантов, случайно очутившийся в проходе, нечаянно задел струну своего контрабаса и инструмент загудел.
Слон вдруг сгорбился, растопырил уши, приподнял свой толстый короткий хвост и стал тихо гудеть, как бас у органа; маленькие серые глазки его косились со страхом на инструмент. И как только убрали невиданное чудовище — контрабас, Бэби моментально успокоился.
Не меньше страха навел на Бэби старинный пузатенький комод, формой и цветом напоминавший контрабас, приготовленный в проходе цирка для представления (пантомимы). Когда я осторожно знакомил Бэби с новыми предметами, он их потом уже не боялся.
Бэби был умен, Бэби был добр, Бэби был послушен и любил меня, но у Бэби, как у всякого живого существа, были свои недостатки, и один из них — упрямство. Он не раз приводил меня этим упрямством в полное отчаяние. Случалось, что на него находил припадок упрямства и он упирался, не желая идти в свой слоновник, упирался, как какой-нибудь капризный ребенок, когда его вели насильно, и тянулся хоботом к окну, к электрической лампочке.
С летами он становился терпеливее и сдержаннее…
Я ставил себе задачей переламывать упрямство слона. Один раз я нарочно дал ему волю поступать по-своему. Бэби в это время было немногим более трех лет. Он тогда приходил со мной из конюшни на арену для репетиции, и вдруг ему вздумалось повернуть и пойти налево, в тускло освещенный проход под галереей.