Они стояли друг против друга, или по двое расхаживали взад и вперед по площадке, или же качались поодиночке. Десятки и сотни слонов.
Тумаи знал, что, пока он неподвижно лежит на спине Кала-Нага, с ним ничего не случится, потому что даже во время суеты и драки в кеддахе вновь загнанный дикий слон не ударяет хоботом и не стаскивает человека с шеи ручного слона; а слоны, бывшие здесь в эту ночь, не думали о людях. Один раз все они дрогнули и подняли уши, услыхав в лесу лязг ножных цепей; это подходила Пудмини, любимица Петерсена-саиба: она разорвала свою цепь и теперь, фыркая и ворча, поднималась на гору. Вероятно, Пудмини сломала изгородь и явилась прямо из лагеря Петерсена-саиба; в то же время маленький Тумаи увидел другого слона, незнакомого ему, с глубокими шрамами от веревок на спине и груди. Он тоже, вероятно, убежал из какого-нибудь лагеря в окрестных горах.
Все затихло; в лесу больше не было слонов; Ка-ла-Наг, качаясь, сошел со своего места между деревьями, с легким клокочущим и журчащим звуком вмешался в толпу, и все задвигались.
По-прежнему неподвижно лежа, Маленький Тумаи смотрел вниз на множество десятков широких спин, колыхающихся ушей, качающихся хоботов и маленьких вращающихся глаз. Он слышал, как одни бивни, случайно ударив о другие, звенели, слышал сухой шелест свивавшихся вместе хоботов, скрип огромных боков и плеч в толпе и непрерывный свист хвостов. Облако закрыло луну, и он остался в черной темноте, но спокойный непрерывный шелест, постоянная толкотня и ворчание продолжались. Мальчик знал, что вокруг Кала-Нага повсюду были слоны и что вывести Черного Змея из этого собрания — невозможно. Итак, Тумаи сжал зубы и молча дрожал. В кеддахе, по крайней мере, блестел свет факелов, слышался крик, а здесь он был совсем один, в темноте, и раз какой-то хобот поднялся к нему и дотронулся до его колена.
Вот один слон затрубил; все подхватили его крик, и эта музыка продолжалась пять или десять ужасных секунд. С деревьев скатывалась роса и, точно дождь, падала на невидимые спины; скоро поднялся глухой шум, сперва не очень громкий, и Маленький Тумаи не мог сказать, что это такое; звуки разрастались. Кала-Наг поднял сперва одну переднюю ногу, потом другую и поставил их на землю. Повторилось: раз-два, раз-два — постоянно, как удары молота. Теперь все слоны топали зараз, и раздавался такой звук, будто подле входа в пещеру колотили в военный барабан. Роса падала, и ее больше не осталось на деревьях, а грохот продолжался, и вся почва качалась и вздрагивала; Маленький Тумаи зажал руками уши, чтобы не слышать этого стука. Но топанье сотен тяжелых ног по обнаженной земле превращалось в один исполинский толчок, который сотрясал все тело мальчика. Раза два он почувствовал, что Кала-Наг и все остальные сделали несколько шагов вперед; после этого звук изменился; Тумаи слышал, что огромные ноги давили сочные зеленые поросли; но проходило минуты две — и снова начинались удары по твердой земле. Где-то близ Маленького Тумаи дерево затрещало и застонало. Он протянул руку и нащупал кору, но Кала-Наг двинулся вперед, продолжая стучать ногами, и мальчик не мог бы сказать, в каком месте площадки находится он. Слоны не кричали; только лишь два или три маленьких слоненка взвизгнули хором. Потом Тумаи услыхал шелест, и топот начался сызнова. Так продолжалось, вероятно, полных часа два, но уже по запаху ночного воздуха Тумаи чувствовал приближение зари.
Утро пришло в виде полосы бледно-желтого сияния позади зеленых гор, и стук ног оборвался с первым же лучом, точно свет был сигналом. Раньше, чем в ушах Маленького Тумаи стихли звон и шум, даже раньше, чем он успел изменить свою позу, в виду не осталось ни одного слона, кроме Кала-Нага и слона со шрамами от веревок; никакой признак, никакой шелест или топот среди деревьев на горных откосах не указывал, куда ушли остальные животные.
Маленький Тумаи осматривался. Насколько он помнил, открытая площадка за эту ночь увеличилась. На ней оказалось больше деревьев, чем было прежде, а кусты и трава по ее краям пригнулись к земле. Маленький Тумаи посмотрел еще раз. Теперь он понял значение топота. Слоны утрамбовывали новое пространство земли, раздавили густую траву и сочный бамбук в мочалы, мочалы превратились в лохмотья, лохмотья в тонкие волокна, а волокна вдавились в почву.
— Ва, — сказал Маленький Тумаи, и его веки отяжелели, — Кала-Наг, господин мой, будем держаться близ Пудмини и двинемся к лагерю Петерсена-саиба, не то я упаду с твоей шеи.
Третий слон посмотрел на двоих, уходивших вместе, фыркнул, повернулся и пошел своим путем.